Ночь богов. Тропы незримых - Елизавета Дворецкая

На месте прежней Бранемеровой стоянки уже было пусто. Еще стоял шалаш, но костер погас и люди исчезли.

Лютомера это не смутило: он ждал, что дешняне поднимутся, а уйти далеко они не могли. След от двух десятков человек для него был хорошо ощутим, и Лютомер повел бойников дальше через лес. Все держали наготове оружие и щиты, а Лютомер шел впереди всех шагов на десять, опасаясь засады и надеясь учуять ее издалека.

А приходилось торопиться: Яровед, пользуясь своими способностями, все же совершил нечто, почти невозможное для простого человека: нашел в чужом бескрайнем лесу маленький отряд и теперь вел его к Неручи, то есть ко всему остальному войску. Если Бранемер выйдет к войску раньше, чем угряне его догонят, то им придется вернуться и удовольствоваться тем, что все же несколько дней дешняне из-за этого потеряли. А там подмога подойдет, и угряне смогут сразиться с дешнянами на равных, что уже немало.

Потянуло холодной влагой, впереди показалась река. Местами на ней уже лежал темный от проступившей воды, ненадежный ледок. Яровед все-таки вывел Бранемера на Неручь.

Оставалась последняя возможность. Бросив след, Лютомер повел бойников прямо через лес – в том самом месте, где Неручь делала петлю вокруг Медвежьей горы. Срезав путь, однажды показанный ему Мыслятой, Лютомер выскочил из леса снова возле реки и, быстро обнюхав ближайщие окрестности, убедился, что Бранемер тут еще не проходил.

Тем временем рассвело. В погоне прошла вся ночь, люди, почти не спавшие и не отдыхавшие толком уже сутки, держались из последних сил, да и сам Лютомер чувствовал себя утомленным. Но делать было нечего. У него оставалась последняя возможность не допустить встречи Бранемера с его войском.

Устроившись в кустах у опушки, угряне стали ждать. Они даже успели немного передохнуть, прежде чем из-за поворота тропы показались дешняне.

Тех действительно оказалось чуть меньше двух десятков. Собиравшиеся еще позавчера на битву, все они были в стегачах, со щитами, полностью готовые сражаться. Впереди виднелась плечистая фигура Бранемера, а рядом с ним шагал волхв, с посохом в руке и медвежьей шкурой на плечах.

– Волхва не трогать, – шепнул Лютомер Дедиле. – Передай.

Десятник по цепочке передал приказ, но потом с сомнением покачал головой:

– Зря ты его жалеешь. Этот корешок поопаснее иных вояк будет.

– Я его не жалею. Но если на Велесова волхва руку подниму, Велес меня своей помощи лишит. Да он не вооружен, сам в драку не полезет. А князя, если взять не получится, – бейте.

– Чего жалеть – мы его сюда не звали! – сказал Лесога и сплюнул.

Дешняне были близко, и бойники задержали дыхание, пропуская их вперед. А когда те прошли мимо, Лютомер наконец вскочил, издал протяжный вой и первым бросился вперед по тропе. Дешняне едва успели оглянуться на вой и шум множества тел, спешно продирающихся через ветки, как на них обрушились мечи, копья и топоры. Благодаря защитному снаряжению и щитам, которые у многих висели как раз на спинах, под первым ударом упали человек пять, а остальные выхватили свое оружие и стали защищаться.

На тропе, в тесноте между опушкой и обрывом Неручи, закипела битва. Противники стоили друг друга в силе и выучке, снаряжением те и другие тоже не уступали противнику, но благодаря внезапности нападения угряне потеснили дешнян. Прижатые спиной к лесу, те спотыкались о корни и коряги, а угряне не упускали возможности для мгновенного точного удара. В битве значение, спасительное или губительное, имеет сущая мелочь: споткнулся о кочку, кожаная подошва башмака проскользила на влажных листьях, и вот человек уже упал, открылся, на короткий миг потерял равновесие – и этого достаточно хищному клинку, чтобы ужалить, ранить, ослабить и добить в следующий миг.

– Эй, князь Бранемер! – кричал Лютомер, орудуя мечом и пробиваясь к мощной фигуре в буром стегаче. – Я здесь, это я, Лютомер ратиславльский! Иди ко мне! Тебе что-то надо на моей земле! Иди, расскажи мне, какого лешего тебе здесь надо!

Между ними образовалось пустое пространство, и два вождя сошлись лицом к лицу. Бранемер был и старше, и выше ростом, и более могучего сложения, но Лютомера отличала почти нечеловеческая ловкость, быстрота движений, закаленная долгим опытом точность ударов и умение предугадывать действия противника.

Оба были вооружены мечами, каждый держал на левой руке щит, что почти уравнивало их возможности. Они быстро обменивались выпадами, и каждый, приняв на щит удар противника, немедленно отвечал своим, пытаясь пробить защиту в тот миг, когда противник, вынеся руку со щитом вперед, не успеет ее вернуть и полностью закрыться. Более быстрый и ловкий, Лютомер несколько раз пробовал ударом ноги в щит лишить дешнянина равновесия, но тот устоял. Сам он, в свою очередь, не раз пытался, надавливая своим щитом, сбить с ног Лютомера, и тогда тот был вынужден ускользать и отскакивать назад – более тяжелый, дешнянский князь в этом приеме наверняка добился бы своего.

И вдруг Лютомер почувствовал, что теряет силы. Кто-то третий вмешался в поединок, причем отнюдь не на его стороне! Со стороны Навного мира кто-то невидимый набрасывался на него, отхватывая по куску силы, и Лютомер невольно шатался, еще пока меч Бранемера не касался его щита.

В поединке все решают мгновения. Лютомер понимал это лучше, чем кто-либо другой. Ему приходилось смотреть сразу и в Явный мир, и в Навный – это даже для него оказалось слишком. Тем более что своего тайного противника он не мог разглядеть – кто-то небольшой, но ловкий и очень опасный, вился вокруг, отвлекал и ослаблял, вытягивал силу, пытаясь сделать его легкой жертвой Бранемерова меча.

Он мог бы позвать на помощь братьев – Черного Ворона и Огненного Змея. Но он просто не успел о них вспомнить. В душе сам собой родился призыв к тому единственному существу, которое жило там всегда, к тому, к кому все его мысли первым делом устремлялись и в горе, и в радости…

Чурославль в эти ночи тоже не спал. Во всех постройках, включая бани и курятники, сидели и лежали люди – воины, женщины, дети, старики, бежавшие сюда из ближних сел. Прямо между землянками горели костры, везде виднелись коровы, лошади, свиньи – никто не хотел бросать скотину. Свободного места не осталось буквально ни ладони. Долго так выдержать было невозможно, и угряне знали, что ближайшие день-другой все решат. Они либо прогонят врага, либо все станут мертвецами и пленниками.

В полдень дозорные на валу подняли тревогу.

– Войско! Войско идет! – пролетело над головами толпы.

Все зашевелились, заволновались, мужчины хватали оружие, женщины – детей. Никто еще не понял, вражеское это войско или дружеское, и народ теснился у ворот и частокола, тянул шеи, задавал вопросы.

Войско шло не от Неручи, откуда должны были появиться дешняне, а, наоборот, с низовий Рессы.

– Княжна наша там! – крикнул вдруг Чуромил, первым заметивший в первых рядах приближающегося войска женскую фигуру верхом на коне. – Волчья Мать! Она это!

– А кто с ней-то? – Боярин Благота, который под старость стал хуже видеть, щурился, пытаясь рассмотреть ее ближайших спутников. – Кто у них воевода?