На карнавале истории - Леонид Иванович Плющ
Шрифт:
Интервал:
Роллан и Зампира приехали с поручением передать письмо украинскому правительству. Они рассказали, что агенты КГБ распространяют среди крымских татар слухи о том, что в Крым их не пускают «украинские националисты». Мы смеялись:
— Какие? Шелест или Дзюба, которого Шелест преследует за национализм?
А в Крыму КГБ распространяет слухи, что татары хотят выгнать украинцев и русских из их домов…
Пошли к Виктору Некрасову. Зампира поблагодарила его от имени народа за поддержку.
Некрасов рассказал забавный эпизод.
Однажды в Крыму, в номере гостиницы, он шутил со своим другом, писателем Н.:
— Давай устроим здесь революцию. По обычному плану: прежде всего вокзал, телеграф, банк. Затем выгоним русских и украинцев, объявим независимую Крымскую республику. Попросим у татар убежища и будем жить в свободной стране.
Однажды с Н. провели беседу по поводу того, что тот отказался выступить против Некрасова. Н. всерьез напомнили:
— Вы думаете, мы не знаем, как вы с Некрасовым хотели сделать революцию в Крыму?!.
*
Мы решили познакомить Зампиру и Роллана с украинскими патриотами.
Татары встретились с Дзюбой и Зиновией Франко, внучкой известного украинского революционера, поэта Ивана Франко. Они пообещали собрать среди украинской интеллигенции подписи под требованием вернуть татар на их родину. (Многие, помимо Дзюбы и Франко, сделали для татар, что могли. Иванычук, например, написал историческую повесть «Мальвы» о периоде дружбы Украины и Крыма. «Интернациональная» советская власть запретила повесть — за «национализм». Чей?..)
Я с Зампирой и Ролланом пошел по домам писателей, чтобы привлечь их внимание к крымско-татарской проблеме. Побывали у многих. Чем менее чиновным был писатель, тем искреннее он откликался на наши слова.
Пришли к Андрею Малышко. Встретила нас его жена, поэтесса Любовь Забашта, та самая, что упрекала меня в 66-м году за русский мой язык…
Роллан рассказал ей, как уничтожают памятники крымско-татарской старины, попросил обратиться с протестом в Общество охраны памятников старины.
— Я в Крыму часто отдыхаю и не видела разрушений!
Роллан показал ей фотографии разрушений. Только пушкинский Бахчисарайский фонтан оставили, ибо он пушкинский. (Спасибо, товарищ Пушкин!)
— Хорошо, в следующем году я поеду туда в санаторий и посмотрю.
Вошел Малышко. Она подбежала к нему и что-то шепнула. Тот быстренько прошел в спальню.
Забашта объяснила нам, что у Малышко ночью был сердечный приступ и он не может поговорить с нами.
— Он, конечно, сочувствует вашему народу.
От Малышко пошли к Бажану. У подъезда стоял милиционер. Мы рассмеялись — как берегут таланты.
— Вам к кому?
— К Бажану.
— Он в Конча-Заспе (местность под Киевом, где находятся правительственные дачи и санатории).
В целом у Роллана сложилось очень хорошее впечатление от украинской интеллигенции, особенно от Дзюбы. Он сказал мне после всех визитов: «Политически Москва делает для нас больше, чем Киев, но украинцы нас лучше понимают».
После отъезда представителей крымских татар пришли хроники-бюллетени их борьбы. В них описывались политические преследования татар и борьба народа за свои права.
21 апреля в г. Чирчике (Узбекистан) крымские татары собрались у памятника Ленину отметить его день рождения. Войска и милиция стали разгонять собравшихся дубинками, ремнями, поливали щелочной водой из брандспойта. Били, не щадя ни женщин, ни стариков. Досталось и узбекам, и даже русским.
Русский капитан, случайно оказавшийся при этом «Мамаевом побоище», закричал:
— Как вы смеете бить людей! Ведь вы же не эсэсовцы! Я напишу в ЦК!
Его так избили, что тут же увезли в больницу. О его дальнейшей судьбе татары так и не смогли узнать. (Где он? Убит? Лечится? В тюрьме или психушке?)
Свыше 300 человек было арестовано.
В мае в Москву приехало 800 представителей крымско-татарского народа.
16-17 мая их арестовали, а потом погрузили в пломбированные вагоны и отправили в Ташкент. При аресте протестующих избивали. По ошибке избили подданного Турции. Тот пожаловался своему послу. Советские власти извинились — «перепутали». Посол успокоился
— бьют мусульман, но не наших. У татар было много надежд на мусульман Турции и Ближнего Востока. Увы, надежды эти были обмануты.
Заехал к нам Гомер, шофер по профессии.
Он рассказал о своей личной судьбе, типичной для крымского татарина.
Как их вывозили из Крыма в 44-м году, он не помнит Остался без родителей, жил в детдоме в Узбекистане. На всю жизнь запомнил, как разгневавшись, воспитательница выгнала его на холод, в зиму, босиком на снег — педагогика!
После 56-го года жил хорошо, много зарабатывал. Женился. Тесть — богатый человек, тоже крымский татарин. Когда началось национальное движение, Гомер стал помогать деньгами. Но не утерпел, стал участвовать активно — распространять самиздат и т. д.
Тесть и жена стали ругаться с ним.
— Но я не могу лишь материально поддерживать. Я никогда не забуду им, як выгоняли меня на снег.
С Гомером мы зашли к Некрасову. Он предложил Гомеру выпить. Гомер отказался:
— Мы не можем пить, т. к. запах алкоголя будет доказательством нашего хулиганства. КГБ и милиция арестовывают нас и без повода.
Гомер и другие рабочие из крымских татар поразили всех нас высоким уровнем политического сознания, пониманием таких вещей, которые недоступны «среднему советскому интеллигенту».
Гомер уехал, и у нас настало относительное затишье.
*
Часто звонил Якир и сообщал новости. Чаще печальные.
В августе арестовали Иру Белогородскую за распространение письма об аресте Марченко. Ира забыла в такси сумочку с большим количеством экземпляров письма. КГБ получил сумочку, а с нею — улики против Иры.
27 сентября был обыск у Ивана Яхимовича, который за письмо в ЦК был уволен. Его жену Ирину уволили из школы. Обыск был по подозрению в ограблении Госбанка. Под столь же фальшивым предлогом обыскали ленинградца Юрия Гендлера, юрисконсультанта. После обыска его арестовали, т. к. нашли самиздат.
Пользуясь затишьем, я стал искать работу.
В. Боднарчук, пользуясь связями со многими математиками из разных институтов, предложил два института. В этих институтах нужно было разрабатывать математические модели тех или иных процессов.
В каждом институте были люди, которые знали о судебных процессах, о подписантах. Они говорили, что работа есть. Я вместе с ними шел в отдел кадров. Там, посмотрев на мою трудовую книжку, на запись «уволен по сокращению штатов», сразу же спрашивали: «Почему?»
Я не очень убедительно врал о своем желании работать по тематике данного института.
— Хорошо, приходите через неделю.
Через неделю оказывалось, что мест нет.
Боднарчук учил меня, как сделать мою устную версию «сокращения» убедительной. Я пытался, но врать было противно, да и не верил я, что КГБ выпустил меня из поля зрения.
Зашел в другие институты — та же история.
В
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!