Правила мозга. Что стоит знать о мозге вам и вашим детям - Джон Медина

Так проходило все мое детство. Когда я заинтересовался греческой мифологией, мама превратила дом в Олимп. Я проявил интерес к геометрии – и дома появились все евклидовы атрибуты, а затем их сменил кубизм. Камни. Самолеты. В возрасте 8–9 лет я уже сам начал видоизменять наш дом.

Однажды, лет примерно в четырнадцать, я заявил матери, что буду атеистом. Она была глубоко верующим человеком, и я подумал, что подобное заявление просто ошеломит ее. Но вместо этого она ответила: «Хорошо, дорогой», как будто бы я сказал, что больше не хочу чипсов. На следующий день она усадила меня за обеденный стол; на ее коленях я заметил сверток. Она спокойно сказала: «Я слышала, ты теперь атеист. Это правда?» Я кивнул, и она улыбнулась, протянув мне сверток. «Автора этой книги зовут Фридрих Ницше, она называется “Сумерки идолов”, – сказала мать. – Если ты собираешься быть атеистом, это одна из лучших книг, которую тебе надо прочитать. Приятного аппетита!»

Потрясенный, я понял важную вещь: быть любознательным – само по себе очень важно. Предмет моего интереса всегда имел для меня значение, мне никогда не удавалось придушить в себе жажду познания.

Большинство специалистов по возрастной психологии полагают, что потребность ребенка в знании – энергия столь же чистая, как алмаз, и притягивающая, как шоколад. И, несмотря на это, в когнитивной нейробиологии нет единого определения этого человеческого качества. Если бы детям позволяли оставаться любопытными, они продолжали бы развивать свои естественные наклонности к исследованию и открытиям, пока им не исполнился бы 101 год. Моя мать понимала это интуитивно.

Детям исследование приносит радость. Подобно наркотику, жажда познания только растет и, следовательно, приносит и большую радость, и немедленное вознаграждение. А если разрешается родителями, продолжается и в школьные годы. Когда дети взрослеют, они понимают, что учение приносит не только радость, но и знания. Компетентность в определенных областях позволяет идти на интеллектуальный риск. Если дети не прекращают свой путь в реанимации, то могут закончить его с Нобелевской премией в руках.

Мне кажется, этот замкнутый цикл можно разорвать, оказав помощь и процессу обучения, и самому ребенку. Например, в первом классе ученикам объясняют, что образование служит им базой. Они начинают понимать, что получают знания не потому, что это интересно, а потому, что это может принести им выгоду. Чувство восторга сменяется стремлением получить хорошую оценку. Однако мы верим, что инстинкт любознательности настолько силен, что некоторые люди пренебрегают призывом общества к интеллектуальному отдыху и продолжают работать.

Мой дед, например, был таким человеком. Он родился в 1892 году и дожил до 101 года. Он говорил на восьми языках, многое повидал и продолжал жить в своем собственном доме (самостоятельно подстригая траву) до ста лет, оставаясь живым и ярким, как фейерверк, до самого конца. Во время празднования своего столетнего юбилея он отвел меня в сторону. «Знаешь, Хуанито, – сказал он, откашлявшись, – 66 лет разделяли аэроплан братьев Райт и полет на Луну Нила Армстронга». Он покачал головой, изумляясь: «Я родился в эпоху лошадей и колясок, а умру в эпоху космических кораблей. Как же так? – его глаза загорелись. – Я прожил хорошую жизнь!»

Через год он умер.

Я часто вспоминаю о нем, когда думаю об исследованиях. Я думаю о своей матери и магической трансформации комнат, которую она создавала. Я думаю о своем младшем сыне Ноа, экспериментировавшем с языком, и сильном желании, овладевшем моим старшим сыном Джошуа, из-за которого его ужалила пчела. По-моему, нам нужно стараться поддерживать в себе огонь любопытства в течение жизни и на работе, и особенно в школах.

В Google всерьез относятся к силе исследования: 20 процентов рабочего времени сотрудники компании тратят на то, чтобы следовать зову мозга. Это подтверждается конечным результатом их работы: половина новых продуктов, включая Gmail и Google News, создана в течение тех 20 процентов рабочего времени. Как привить эту жажду совершать открытия в условиях школы? Некоторые пытались обуздать естественные исследовательские склонности детей при помощи проблемно-ориентированной и исследовательской моделей обучения, у которых есть как сторонники, так и противники. Большинство соглашается с тем, что в дебатах на эту тему не хватает твердых эмпирических данных, которые продемонстрировали бы долгосрочный эффект названных моделей. По-моему, нам действительно не хватает реальной лаборатории, где ученые, исследующие мозг, и учителя могли бы заниматься изучением данного вопроса в рабочем порядке. Я хотел бы описать вам место, где могли бы проводиться подобные испытания.

В начале XX века американский философ и педагог Джон Дьюи основал исследовательскую школу при Чикагском университете, отчасти потому, что считал необходимым протестировать процесс обучения в реальных условиях. Хотя его школа и впала в немилость у научного сообщества в 1960-е, возможно, именно благодаря ему в XXI веке появилась ее успешная вариация – медицинский институт. Как сказал коллега Дьюи Уильям Пейн: «Психология, собственно говоря, так же связана с обучением, как анатомия с медициной». И эта связь неизменна, хотя я бы заменил слово «психология» на выражение «наука о мозге».

Лучшая модель медицинского института состоит из трех компонентов: академической клиники, факультета, который помимо преподавательской деятельности еще и практикует, и исследовательской лаборатории. Это не только удачный способ работы с людьми, но и успешный метод передачи сложной информации. Я часто наблюдал, как студенты гуманитарных факультетов, принятые в медицинский институт, спустя пять лет превращались в талантливых врачей и прекрасных ученых.

Как получить одновременно и хорошее здоровье, и хорошую подготовку? Уверен, вся суть в системе обучения.

1. Постоянная связь с реальным миром.

Сочетание традиционного академического обучения теории и работы в больнице дает студентам точное понимание выбранной профессии. Большинство из них ежедневно проходят практику в больнице, а потом идут на лекции. И глубоко осознают, почему они выбрали медицинский институт. На третьем году обучения студенты проводят в аудиториях только половину времени, остальное время они заняты в больнице или амбулатории при ней. Далее в большинстве случаев следуют курсы повышения квалификации.

2. Постоянное сотрудничество с профессионалами-практиками.

Студентов медицинских факультетов обучают люди, для которых предмет обучения является их ежедневной работой. В последнее время это не просто практикующие врачи, но и ученые в области медицины, принимающие участие в передовых проектах по изучению клинических проявлений различных заболеваний. Студентам предлагается проходить практику.

3. Постоянное участие в практических исследовательских программах.

Приведу типичный пример из опыта: практикующий врач, профессор, проводит лекцию в обычной аудитории, куда для иллюстрации изучаемого предмета приглашен пациент. Профессор делает объявление: «Перед вами пациент. Заметьте, что его заболевание сопровождается симптомами А, Б, В и Г». Затем он начинает читать лекцию об изучаемой болезни. Пока все делают записи, одна смышленая студентка поднимает руку и спрашивает: «С симптомами А, Б и В все ясно. А как насчет симптомов Д, Е и Ж?» Профессор, выглядящий расстроенным (или взволнованным), отвечает: «Об этих симптомах нам ничего не известно». Повисает мертвая тишина, и можно услышать нетерпеливый шепот студентов: «Так давайте же выясним!» С этих слов начинаются самые великие исследовательские идеи в медицине.