Штурмовик из будущего 2 - Дмитрий Валерьевич Политов

— Да почему? — Изумился товарищ. — Ты ж ее честно заслужил. Так носи!

— Сказал же, не хочу, — отмахнулся от него Григорий. — Кого я там на этих деревенских танцульках удивлять должен? Обойдутся твои столетние поклонницы без лицезрения моих регалий.

— Но ведь положено, — не сдавался Рыжков. — По положению обязан на форме иметь медаль Героя.

— А ведь ты прав, — задумчиво произнес экспат. — Ладно, черт с тобой, сейчас привинчу.

После вылета, что закончился такой нервной посадкой, экспат вдруг взял, да и решил составить компанию Прорве в его почти ежедневных походах в ближайшую деревню. Тем более, что Таисия неожиданно уехала на несколько дней за продуктами в компании с заведующим их летной столовой и делать в расположении по вечерам Дивину было решительно нечего. К тому же, «четверка» благополучно ремонтировалась, и на задания Григорий в лучшем случае вылетал на чьей-нибудь машине от силы раз в день.

Что поделать, пополнение полка новыми самолетами в ближайшее время не предвиделось. По крайней мере именно так шепнул Зотов экспату, когда тот забрел на КП.

— Отдыхай пока, — посоветовал загруженный работой по самую маковку начштаба, прикуривая бог весть какую по счету папиросу. — После того цирка, что ты устроил, будет не лишним. Сходи куда-нибудь, развейся. А будешь доставать, — нахмурился Алексей Алексеевич, заметив, что Дивин открыл было рот для возражений. — Я тебе мигом работенку отыщу. Вот, к примеру, не желаешь на наш передовой пункт наведения съездить? Поработаешь денька три-четыре авианаводчиком.

Григорий поежился. Те его однополчане, что отправлялись в подобные «командировки», возвращались обычно молчаливыми и весьма мрачными. И, как правило приходили в себя по нескольку суток. Отсыпались, глушили водку и смолили папиросы одну за одной. Тяжко приходилось пехоте, ой как тяжко.

— Могу съездить, — нейтрально пожал плечами Дивин. Показывать свою слабость или страх он не хотел.

— Да? — цепко взглянул на него начштаба. — Ловлю на слове. В следующий раз ты первый в списке.

Ну и как это называется? Правильно: довыпендривался! Забыл старую солдатскую мораль: подальше от начальства, поближе к кухне — вот и огреб. Ладно, чего уж теперь. Решив больше не искушать судьбу, экспат тихонько смылся. А потом вдруг решил последовать совету Зотова. Обилия вариантов на горизонте не наблюдалось, поэтому, по здравому размышлению, идеальным был признан поход на танцы.

— Гриш, а чего от тебя корреспонденты хотели? — поинтересовался Рыжков, когда они миновали пост при въезде на аэродром и вышли на дорогу, ведущую в деревню. — Мы с ребятами со стороны смотрели-смотрели, потом плюнули и ушли в столовку. Что так долго можно выспрашивать?

— А, забудь, — скривился, как от зубной боли Дивин. — Одно и то же по кругу двадцать пять раз. Почему решил не прыгать, о чем думал во время посадки, что испытывал, когда понял, что приземлился успешно, а встаньте вот сюда — здесь снимок удачный получится…достали, если честно. Знаешь, я бы лучше еще раз на штурмовку слетал, чем снова с этими акулами пера связался.

— Да ладно тебе, — засмеялся Прорва. — К нему из самой «Красной звезды» и «Сталинского сокола» приехали, а он кобенится! На всю страну прогремишь, неужто не понимаешь?

— И что, мне от этого как-то веселее летать будет? — угрюмо осведомился экспат, безжалостно сшибая подобранным прутиком верхушку какого-то полевого цветка. — Да и не люблю я всю эту шумиху. Голова сразу болеть начинает.

— Так мы сей момент это поправим! — оживился Рыжков. И полез в вещмешок, который прихватил с собой. — Будешь? — он протянул приятелю бутылку какой-то мутной жидкости. — Враз и башка пройдет, и настроение подымется. Проверено!

— Это что за косорыловка? — Дивин взял бутылку в руки и подозрительно посмотрел на просвет. Выдернул самодельную затычку и поднес к носу. — Фу, черт, аж слезы потекли!

— А то, — засмеялся Прорва. — Крепка зараза, как советская власть. Да не нюхай ты ее, пей.

— Сам-то пробовал? — засомневался Григорий. — Уж больно страхолюдна твоя выпивка. Помнишь, что нам Карпухин недавно рассказывал о том, как несколько летчиков в Ростове-на-Дону от технического спирта померли? Грустно будет загнуться из-за этой гадости, а не в бою.

— Вот сейчас обидно было, — не на шутку оскорбился Рыжков. — Мы этот первачок все время у одной и той же хозяйки берем. И никогда никаких проблем не было.

— Часто берете? — вскользь поинтересовался экспат как-бы между прочим, взвешивая на руке бутылку.

— Да постоянно, — горячо ответил товарищ. И вдруг осекся. — Твою мать, Кощей, подловил-таки! — грустно протянул он, поняв, что его так легко обманули. — Зараза ты, и больше никто.

— Но-но, погруби мне еще! — притворно нахмурил брови Дивин. — Ишь, разговорился. Вот запущу сейчас твою отраву куда подальше, — он вернул затычку на место и замахнулся бутылкой, как гранатой, словно и правда собирался ее выкинуть.

— Ты что делаешь?! — испуганно завопил Прорва и повис на его руке. — Не хочешь пить, не пей. А выбрасывать-то на хрена?

— Да на, забери свою бодягу, — засмеялся старший лейтенант, возвращая самогонку хозяину. — Не думал, что геройскому летчику-штурмовику такой допинг требуется.

— Что за «допинг»? — зыркнул на него с подозрением Рыжков, пряча торопливо бутылку обратно в вещмешок. Пока командир не передумал и действительно не запулил ее в кусты.

— Да лекарства всякие, чтобы в человеке что-нибудь усиливать на время, — объяснил Григорий. — Навроде того шоколада «Кола», что нам для бодрости выдавали. Помнишь такой?

— А, понял, — кивнул Прорва. — Не, мне на самом деле ничего такого не нужно. И так все, как положено, функционирует. Но вот для разговора, для души, вот тут самогоночка очень даже пригождается. Женщины красившее выглядят, мужики дружелюбнее становятся.

— Тьфу ты, я ему про Фому, а он мне про Ерему, — безнадежно махнул рукой экспат. — Шагай уже.

— Товарищ командир, а я вот интересуюсь, что у вас с лицом? Неужто и правда кислотой плеснули? — Смешливая белозубая дивчина, что кружилась с Дивиным в танце, смотрела с боязливым интересом. А в глазах нет-нет, но мелькают чертики.

— Это откуда ты такую чушь взяла? — удивился Григорий. — В самолете горел. Сбили меня как-то,