Золотой иероглиф - Дмитрий Дубинин

Я, поклонившись, поздоровался, она слегка улыбнулась и, ответив мне тем же приветствием, обратилась к мужу. Тот сказал «сейчас подойду» и исчез.

Я продолжал разглядывать карту. Какой из трех? У нас не имелось точных координат того острова, Увасима-Тодзимэ, следовательно, отождествить его ни с одним из появившихся было невозможно. И вообще, вдруг это действительно вынырнули совсем иные острова, а тот по-прежнему находится под водой, и клад сторожит зловещий осьминог?

Вернулся Сэйго. Он был угрюм.

— Плохи наши дела, Андрей, — заговорил он. — Врач говорит, что нужна операция, возможно, не одна. Денег на счету у меня почти нет. Я не могу допустить продажи дома с молотка. Если через десяток дней мы ничего не добьемся, мне придется устраиваться на работу «повеселее». То есть, на такую, которая будет занимать больше двенадцати часов в сутки.

— Через десяток дней и у меня останется денег лишь на то, чтобы вернуться домой, — заметил я.

— Ну да, если швыряться ими, как это делаешь ты, переплачивая хостэс и снимая номера в секс-гостиницах.

Сэйго был, конечно, не прав, особенно насчет номеров, но он выглядел настолько расстроенным, что мне не захотелось спорить. Лучше, подумал я, отвлечь компаньона от черных мыслей.

— Переведи названия островов, — попросил я.

Он вяло глянул на карту.

— Слоговая азбука, — сказал он неохотно. — Хирагана. Не вижу смысла. Может быть какое угодно толкование. Вот если бы было написано иероглифами…

— Пиши. — Я подвинул Такэути фломастер и бумагу. — Записывай иероглифами. Как у вас раньше писали мужчины, зачем нам эта бабская азбука!

Он удивленно взглянул на меня, потом на карту. Взял фломастер в руку, прочел название, шевеля губами и вникая в его смысл…

И отбросил фломастер.

— Ну?

— Это же современные названия!

— А я тебе что говорил?

— Послушай, но парень, дававший им имена, большой поэт был! Вот эта загогулина должна записываться так: «Тора-но сиппо», что значит «хвост тигра»!

— Вот видишь! Стоит только вдуматься…

— «Тануки-кодзю». «Барсуки из одной норы».

— При чем тут барсуки?

— Это то же самое, что по-русски «два сапога — пара».

— А, вон оно что!.. А третий?

Сэйго долго шевелил губами, щурясь от сигаретного дыма и роняя пепел на карту. Взял фломастер, нарисовал несколько символов…

— «Уэни», — забормотал он. — Ничего не понимаю… «Уэ-ни миру»… «Смотрящий вверх». Ну да, действительно, похоже на лицо. Вон, как будто глаза выпучены… Да, но какой из них наш? Ни названия, ни очертания ничего не говорят!

— Придется исследовать все, — предложил я, хотя и понял сразу же, что это абсурдная мысль.

— Это невозможно, — сказал Сэйго. — Острова не такие уж маленькие. Все равно нужна карта! Без нее нам не под силу будет прокопать даже за год уйму квадратных километров неизвестно какого грунта! Даже если у нас на хвосте не будут висеть конкуренты.

Я с досады стукнул кулаком по столу.

— Неужели тупик?

Кто-то, кажется, пришел в гости к Такэути. Из недр квартиры донеслись чьи-то голоса. Сэйго поднял голову, прислушался… И перевернул карту изображением вниз.

На террасу выглянула его жена, сказав что-то с беспокойством.

— Полиция, — растерянно произнес Сэйго.

Все, что угодно, пронеслось у меня в голове, но только не то, что «японские городовые» явились по мою душу. А это было именно так. Они тщетно ждали меня возле дома, где я снимал комнату, пока кто-то не сообщил, что единственный русский в Исияме гостит по такому-то адресу…

Полицейских жена Такэути в дом не пустила, а посему мы с Сэйго вышли объясняться на улицу.

Приехали, в общем-то, не рядовые служаки. Один из троих в форме церемонно отдал нам честь и отрекомендовался заместителем комиссара полиции Саппоро. Вручив мне какую-то бумагу, чиновник разразился речью. Перевести ее на английский язык пытался один из полицейских, но я ровным счетом ничего не понимал. Тогда в разговор включился Сэйго, и вид у него сразу же стал довольно растерянный. Выяснилось, что меня выдворяют из страны, объявив персоной нон грата, совсем как нашкодившего сотрудника дипкорпуса. Но гордиться было совершенно нечем.

Да и причина, по какой местные власти решили, что мое дальнейшее пребывание в Японии нужно прервать, заключалась в том, что я провозил запрещенные к ввозу предметы и посему являюсь подозрительным и нежелательным элементом.

«Предметом», естественно, оказался тот самый злополучный газовик, с помощью которого удалось избавить моего компаньона от многих неприятностей. Я попытался объяснить, что ввозил отнюдь не оружие как таковое, а средство самозащиты, на что полицейский буквоед ответил, «что раз газовое оружие называется оружием, то оно, следовательно, оружие и есть. И вообще, парень, тебе здорово повезло, что пистолет у тебя конфисковал капитан судна. Если бы его забрали на берегу, то очень возможно, что ты не отделался бы так дешево, а схлопотал года три принудительных работ в джунглях Рюкю».

Что я мог на это ответить? Сэйго сказал, что просто кому-то был нужен повод придраться ко мне формально, вот и придрались. Не окажись пистолета, придумали бы что-нибудь иное — японские власти не любят, когда приезд иностранцев сопровождается инцидентами, подобными тому, что произошел на борту «Рэттоо-мару».

Но факт остается фактом — спустя двадцать четыре часа после получения предписания (а я его получил) мне надлежало находиться вне японской территории. В противном случае я объявлялся нарушителем закона со всеми вытекающими отсюда последствиями. А поскольку всем хорошо известно, как «беспокоится» российское правительство о своих гражданах, угодивших на чужбине за решетку, то я ни минуты не сомневался, что сейчас же пойду покупать билет. Если завтра не будет теплохода, придется лететь на самолете, хоть это и безумно дорого. Но свобода дороже.

А в общем и целом это был серьезный удар по нашей затее. Как Сэйго ни подбадривал меня, на душе у него, похоже, скребли кошки. У меня, естественно, тоже. И не только из-за преждевременного краха нашей авантюры и скорого расставания с другом — а Такэути уже давно для меня стал больше, чем просто «сэмпай» — старший компаньон.

…Юмико отнеслась к моим словам вполне спокойно. Что же, значит, все в порядке — ведь речи о том, что я навсегда останусь здесь, не было. Напротив, еще вчера я говорил, что, скорее всего, скоро уеду. Правда, не так скоро — этого действительно нельзя было предположить.

И все же ночь, которую мы опять провели вместе, оказалась едва ли не лучше предыдущей… А под утро я проснулся оттого, что японка тихо плакала, отвернувшись к стене… Эх, Маскаев, видно, тебе действительно на роду написано приносить женщинам одни лишь душевные расстройства.