История Византии. Том 3. 602-717 годы - Юлиан Андреевич Кулаковский

с включением синодики патриарха Иерусалима Софрония. Уже в первом заседании патриарх Макарий выступил защитником учения о монофелитстве, а в восьмом и девятом приводил свои доказательства; но они были опровергнуты, и он сам был осужден вместе со своим учеником Стефаном. На одиннадцатом заседании над Макарием было произнесено отлучение от церкви. Он был низложен, и на вакантную кафедру был назначен Феофан, архимандрит греческого монастыря Вайи в Сицилии.[674] На четырнадцатом заседании был облечен подлог в текстах седьмого заседания пятого Вселенского собора, хранившихся в патриаршей библиотеке, а именно: вставка поддельных документов: послания патриарха Мины к папе Вигилию и двух писем последнего к Юстиниану и Феодоре.[675] Пятнадцатое заседание имело публичный характер. Один пресвитер из Гераклеи, по имени Полихроний, убежденный сторонник монофелитства, подал императору свое исповедание веры и предложил испытать его истину наглядным способом: возложить его на мертвеца, который должен от того ожить. Опыт был сделан публично на площади в присутствии множества народа и членов собора. Так как мертвый не ожил, то Полихроний был лишен сана, признан еретиком и отлучен от церкви.[676]

На семнадцатом заседании, 11 сентября, было заслушано вероопределение с изложением учения о двух волях во Христе, осуждением патриархов Сергия, Кира, Пирра и Павла, папы Гонория, епископа Павла Фарранского, как чиноначальника ереси монофелитства, а также Макария с его учеником Стефаном. На восемнадцатом заседании, 16 сентября, на которое явился император, это вероопределение было поднесено ему за подписью всех членов собора с просьбой скрепить его своей подписью.[677] На вопрос императора, все ли так веруют, раздались единодушные крики в подтверждение общего согласия. Приняв хартию, император дал свою подпись,[678] и из собрания понеслись возгласы: «Многие лета императору! Ты разъяснил сущности (τελειότητες) двух природ Христа Бога. Храни, владыка, светоч мира! Новому Маркиану, Константину вечная память! Новому Юстиниану, Константину вечная память! Ты разогнал всех еретиков...»

По окончании собора император издал манифест об истинной вере с подробным изложением всего производства соборных решений. Эта вера была объявлена обязательной для все христиан. Текст заканчивался объявлением наказаний за непринятие ее: члены клира подлежат опале, состоящие на службе лишаются ее и подвергаются конфискации имущества, люди простого звания подлежат ссылке. Манифест этот был выставлен в третьем нароике храма св. Софии.[679] От имени собора было составлено послание к папе Агафону с подписью всех участвовавших в соборе епископов.[680] Но папа Агафон скончался 10 января 681 года и на ставший вакантным престол был избран Лев II. 7 мая 682 года папа Лев отправил свой ответ императору.[681] Его утверждение в сане последовало 17 августа 682 года. Император обратился с особым посланием к новому папе,[682] а также к собору епископов.[683] Распорядившись перевести соборные акты на латинский язык, папа Лев разослал их всем митрополитам своего патриархата с предложением принять их и потребовать подписи от всех епископов.

Император увековечил память о соборе, приказав изобразить его в картине, которая была написана (или, быть может, сделана мозаикой) в передней части дворца, на стене между четвертой и пятой схолой. Текст протоколов собора и изданное им вероопределение были переписаны под наблюдением асикрита Павла (впоследствии патриарха) нотарием Агафоном и под печатью положены на хранение в императорских покоях.[684] Низложенный антиохийский патриарх Макарий был отослан в Рим к папе и, как нераскаявшийся еретик, был заточен в одном монастыре.

Так закончились смуты во вселенской церкви, вызванные учением о едином действии и единой воле во Христе, и Константин остался в истории в ореоле восстановителя истинной православной веры. Иное отношение к этому событию было на монофизитском Востоке. Освобожденные арабским завоеванием от старой политической связи с империей, сирийцы видели в провозглашении догмата о двух волях лишь вящее торжество и дальнейшее утверждение ереси, в которую впади «греки» со времени принятия «томоса» папы Льва и Халкидонского собора. Михаил Сириец занес в свою летопись рассказ о том, как благодаря стараниям папы Агафона, «гибельная ересь Максима», которую предавали анафеме при Константе, была утверждена при его сыне. В своих стараниях утвердить эту ересь, папа Агафон поднес императору 170 кентенариев золота, задарил его приближенных и так как, по слову Экклезиаста, «подарок ослепляет глаза мудрецов», а глаза греков были уже ослеплены ересью двух природ, которая воздвиглась в Халкидоне, и так как они катились теперь от одного зла к другому и из одной ямы в другую, то они приняли, усвоили и утвердили нечестивое учение Максима, который провозглашал две воли во Христе и два действия при двух природах.[685] Так сирийский Восток, примирившийся с арабским господством, все более обособлялся от Византии.

ВОДВОРЕНИЕ БОЛГАР ЗА ДУНАЕМ И НАЧАЛО БОЛГАРСКОГО ЦАРСТВА. ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ ЖИЗНИ КОНСТАНТИНА И ЕГО СМЕРТЬ

Созыву Шестого Вселенского собора в Константинополе предшествовало одно весьма важное по своим последствиям для судеб империи событие внешней ее истории, а именно: водворение болгар на правом берегу Дуная в его нижнем течении и возникновение в старых пределах империи нового самостоятельного государственного организма, обнаружившего в скором времени завоевательные стремления в областях, заселенных славянами задолго до появление болгар. Ослабление державы аварского хана, начавшееся после знаменитой осады Константинополя в 626 году, сказалось на высвобождении славянских племен от зависимости аваров. В 658 году Констант сделал попытку привести в непосредственную зависимость от империи славян, заселивших Македонию. Его поход имел своим последствием покорение нескольких племен, которые признали над собой его власть и стали давать свои контингенты в его армию для действий против арабов. Но славяне оказались ненадежными солдатами и переходили на сторону врага, как записал это под 665 годом Феофан.[686] Тяжкая борьба с арабами, завершившаяся их попыткой овладеть Константинополем, когда империи приходилось бороться за самое свое существование, сосредоточивала на себе в течение многих лет все заботы императора, и византийский двор не имел возможности предпринимать что-либо в защиту уцелевшего и крайне скудного достояния в областях, лежавших к западу от столицы. Старые города и культурные центры, как Сардика, Филиппополь, Адрианополь, тяжко пострадавшие от нашествий аварского хана в первые десятилетия VII века, лежали в развалинах или, быть может, влачили жалкое существование, будучи отрезаны от столицы новым славянским населением, не стоявшим ни в каких отношениях зависимости от имперской администрации. Эти старые епископские кафедры не имели своих представителей на соборе 680-681 года, и митрополией провинции Эмимонта являлся приморский город, Мисембрия вместо Адрианополя, который в ту пору, вероятно, вовсе