Из Тьмы (Арка 5) - Добродел

обратно — чистейшая правда. Действительно, есть кристаллы двух классов (сегнетоэлектрики и пироэлектрики), способные на это. Нынче они используются буквально везде: в микрофонах, электрических весах, датчиках давления и температуры, некоторых жидкокристаллических мониторах и мн. др.

А в первых проводных телефонах вообще обходились угольными мембранами. Да-да! "Из угля и меди", так сказать. Ну, плюс изоляция.

Сложности в телефонии начинаются, во-первых, там, где надо усиливать сигнал, идущий уж слишком издалека (междугородная и межконтинентальная связь), и во-вторых, там, где требуется создавать АТС без телефонисток, на электромеханике. Но вообще, зная принцип, простейший проводной телефон без переключений между абонентами и "добивающий" на километр-другой можно создать на технологиях даже не конца 19, а конца 18 века, если не того раньше.

В общем, ГГ переоценивает техническую сложность задачи — и упускает возможность заделаться монополистом в области связи, став "телефонной бароншей" (для начала) всея Столицы.

...впрочем, политическую сложность задачи она оценивает адекватно. Столичная нищета ночами потырит недешёвые провода, а днём жадные магнаты отожмут жирный по доходам стартап — на том и закончится всё её телефонное баронство... если не направить революцию в правильное русло.

Глава 6 Звериный оскал капитализма

Замаскировавшись под мальчишку-посыльного, я лёгкой трусцой бежала по улицам Столицы. Маскировка, учитывая метаморфизм — пусть и слабый, но достаточный для временного изменения структуры кожи на лице и руках — а также скромные, легко скрываемые (тем более зимой) девичьи стати — никаких затруднений не вызвала.

Даже грим не понадобился!

Почему именно пешком и в таком облике? Ну а почему бы нет? Захотелось прогуляться и заодно посмотреть на контролируемые Синдикатом территории — вот и побежал «мальчишка» с посланием к Счетоводу, сейчас находящемуся на очередной инспекции одного из подшефных предприятий.

Что можно сказать? Особо большого количества прохожих мне не встретилось: в это время львиная доля местных занята работой, а праздные гуляки в подобные районы не заглядывают. Но и по тем мужчинам и женщинам, которые всё же попались на глаза, можно заключить, что обстановка стала… не радостной, отнюдь нет — но менее депрессивной. Хватает угрюмых, сосредоточенных или усталых лиц, но вот тех, чьи пустые взгляды выражают одну лишь безнадёгу; людей, тоскливо осознающих полную беспросветность будущего и своё бессилие что-то изменить — таких мне всё же не встретилось. Да и явно загибающихся от голода и болезней тоже не видно, что радует.

Конечно, тут отчасти виновата зима, которая из года в год ещё в своём начале вымаривает всех, кого безразличное плечо жизни задело слишком сильно, чтобы они успели встать на ноги перед холодами, но… В иных кварталах всё много печальней. Я видела, как оно бывает. Видела и помню, хотя порой хотела бы забыть.

Тем не менее, как бы ни стало лучше в зоне влияния Синдиката — здесь, в одном из контролируемых нашими силами промышленных кварталов, далеко не рай с дружелюбными праведниками, что доказали донёсшиеся до меня злые голоса.

Хм, посмотрим, что интересного в том шумном переулке.

Стоило приблизиться, и спор стал четче.

— Я тебе реку еще один раз, Фрид: я уплачу через неделю, — хмуро набычившись, цедил невысокий плечистый мужчина неопределённо-молодого возраста: лет от восемнадцати и до двадцати пяти. Судя по одежде и внешности, целью троицы вымогателей — или кредиторов? — выступал один из местных работяг.

— О, дорогой мой Ганс, я и не против! — глумливо улыбнулся один из его собеседников — сытых и наглых — очевидно, из околокриминальной публики. — Но ты же помнишь?

— Помню что? — сжав кулаки, зло спросил тот.

— Что чем дольше задерживаешь выплату, тем больше проценты. Ты же знаешь, что такое проценты? За каждый день просрочки к долгу добавляется десять медных монет.

— Что?! Фрид, ты охренел? — лицо должника побагровело. — Я так никогда не смогу расплатиться! Вы меня просто грабите! Где это видано?! Я взял у вас всего десять серебрух, а не продал себя в рабство! Мы договорились, что я отдам одиннадцать! Одиннадцать, а не весь долг и ещё три белых каждый месяц! — задыхающемуся от избытка чувств человеку явно не хватало слов, чтобы выразить все обуявшие его эмоции.

«М-да, кое-кто перехвалил своих бандитов», — сидя на крыше одного из домов, поморщилась я.

Счетовод хвастал, что у них есть льготные кредиты для простых горожан, которых не обдирают по-жёсткому, а наоборот — трудоустраивают неспособных расплатиться. Причём не на потогонную работу с «оплатой» в виде куска гнилого хлеба в сутки, а вполне приемлемую, с относительно нормальным столом, кровом и даже какими-то деньгами, остающимися после списания части долга. И что мы видим? Тех же самых коллекторов-беспредельщиков, что и раньше.

Ох и получит он у меня втык! Ох и получит!

— Нет, Ганс, это ты охренел не платить в срок, — с притворным дружелюбием улыбнулся лидер троицы. — Оговорили, что возьмёшь десятку аргов и отдашь через месяц одиннадцать? Оговорили! Отдал ты? Не отдал! А для неплательщиков у нас совсем другая матметатика, э-э, — строящий из себя интеллектуала бандит запнулся, — мате-матика то есть! Я понимаю, что ты туговат на голову, а теперь ещё и калека, но деньги вернуть все же нужно. Понимаешь меня, деревня?

Калека? Я удивлённо взглянула на должника. Руки на месте, ноги вроде бы тоже, хотя… стоит он как-то неловко, да и валяющаяся в углу палка больно уж напоминает отброшенную в сторону незамысловатую трость.

— Займи у кого-нибудь, — продолжал говорить выбиватель долгов. — Я слышал, тутошние бандиты одалживают мастеровщине с покрываемых ими фабрик. Или иди, торгуй телом по ночам. Вдруг кто позарится на твою волосатую деревенскую жопу? — парочка подпевал послушно заржали над грубоватой шуткой. — Мне все равно. Через декаду мы вернёмся. И к твоему долгу добавится ещё серебруха. Пожалуй, даже две. Не бить же нам с парнями ноги забесплатно?

— Умерь аппетит, жадоба! — зло выплюнул Ганс. — Я сам приду и сам всё