Любовь холоднее смерти - Анна Малышева

«Да потому что Баззард плохой драматург и не слишком усердный клерк, но зато великолепный сыщик и уже не раз оказывал Грюджиусу некие услуги, что тот очень высоко ценит! – поняла Лида. – Потому что этот странный и по-своему таинственный человек, который говорит так мало и отрывисто, способен преображаться, когда нужно идти по следу, высматривать, вынюхивать и делать выводы. Спорно? А вот посмотрим! На черта ему было гримироваться, если его никто никогда в Клойстергэме не видел? Зачем Дэчери, как попугай, всем твердит, что он ‘‘старый холостяк, живущий на свои средства’’? К мэру он обращается не иначе, как в третьем лице – ‘‘его милость господин мэр’’. Он прогуливается по городку, заложив руки за спину, ‘‘как то в обычае у мирных старых холостяков’’. Некто играет Дика Дэчери, используя устойчивый набор приемов и ни на шаг от него не отклоняясь. А Баззард обожает театр, и все театральные амплуа – старые холостяки в том числе – известны ему до тонкости! И живя под чужим именем, он немедленно выдумал себе целый сценический образ и ушел в него с головой. Шляпа вот только не налезла – тут вышла промашка! Его послал на следствие Грюджиус, которого в одном месте Диккенс называет ‘‘этот великий молчальник’’. Грюджиусу прекрасно известно, что Джаспер причастен к покушению на убийство, и он просит Баззарда собрать против него прямые улики».

Она нашла еще одно интригующее место – для тех, конечно, кто принял бы ее версию. Чуть не на первой странице романа, там, где Эдвин встречается с дядей, он весело цитирует то ли стихи, то ли поговорку о том, как «Забота юноше кудри сединами убелила, а старца седого в гроб уложила». Не намек ли это на Дэчери – с его молодым лицом и сединой? Не намек ли это на пьесу Баззарда – «Тернии забот»? Да и сами тернии, изображенные на обложке романа, – не намек ли это?

Но самым главным доводом в пользу Баззарда она посчитала факт, который всячески пытались истолковать комментаторы Диккенса и все-таки никак не могли объяснить. Это была еще одна тайна, решив которую, можно было точно определить, кто скрывается под личиной Дэчери. Почему он появился в городке только спустя полгода после исчезновения Эдвина Друда? Зачем было медлить так долго, если дело требовало расследования и немногочисленные свидетели могли все перезабыть за такой долгий срок? Значит, что-то мешало Дэчери объявиться раньше. Что?

«И здесь круг подозреваемых сужается до двух человек. – Лида снова взялась перелистывать роман. – Первый кандидат – это опять же Елена. Живя в городке, она в основном общалась с пансионерками женской обители. Зачем она так долго откладывала свое перевоплощение? Попросту дожидалась, когда все разъедутся на каникулы – так было меньше вероятности, что ее опознают. Второй кандидат – Баззард. Перед самым исчезновением Эдвина, зимой, Грюджиус поднимает за него тост, в котором желает ему ‘‘изъять тернии забот из своего состава’’. Пожелание неуклюжее и как будто бессмысленное, но позже становится ясно, на что он намекает. Баззард как раз пишет свою пьесу. Вероятно, он будет погружен в это занятие еще долго, а, учитывая его эгоизм, раздутое самомнение и болезненное самолюбие, Грюджиус не решится оторвать его от трудов и послать на следствие. Он вообще считает себя не вправе приказывать своему загадочному клерку, стало быть, по своей воле Баззард из Лондона не двинется. К тому же, если Эдвин выжил и только нуждается в лечении, то особо спешить незачем. Напротив, спешка может повредить делу – нужно дать Джасперу время успокоиться и расслабиться – так он легче себя выдаст. А вот когда в городке появляется Дэчери, Грюджиус заявляет, что Баззард уже написал пьесу. То есть он свободен. Подчеркивается, что он пытался пристроить свое творение во все лондонские театры – на это тоже нужно время. Однако, наступило лето, когда ни один театр не работает. На сцене мертвый сезон, и Баззард милостиво соглашается уехать из столицы и начать расследование. Все это вполне вяжется с его характером. Так что, если Дэчери – это не Елена, то это может быть только клерк. ‘‘Он не на своем месте’’, – загадочно произносит мистер Грюджиус. Это можно понять в том смысле, что тот губит свой талант за конторкой. А можно предположить, что он в Клойстергэме».

Лида окончательно отвергла версию Каминга Уолтерса, хорошо при этом понимая, как легко можно обмануться, строя какие-то догадки насчет этого романа. Она знала, что Диккенс всюду раскидывал ложные намеки, ставил ловушки, маскировал волчьи ямы. Он мечтал создать тайну, которую никто не сможет разгадать до самого конца!

«То есть до явления Эдвина Друда в склепе перед Джаспером? По моей версии, получится так. Это было бы ошеломляюще… Вот это действительно была бы тайна! Но что же делать с собственным заявлением Диккенса насчет Дэчери? – встревожилась вдруг она. – Его спросили, не Эдвин ли это Друд, а он ответил так: если бы Джаспер потерпел неудачу, Эдвин Друд был бы единственным лицом, которое могло быть Диком Дэчери, но при существующем положении он единственное лицо, которое Диком Дэчери быть не может. Как быть с этим заявлением? То есть Джаспер неудачи не потерпел, и Эдвин…»

И тут она поняла, что имел в виду писатель, выражаясь так уклончиво и витиевато и упирая на слово «лицо». Эдвин Друд, пусть даже живой, в самом деле не мог быть Диком Дэчери именно из-за своего лица. После ночевки в склепе в обществе гашеной извести его лицо было изрядно обожжено и нуждалось в длительном лечении. Как, вероятно, и его передавленное горло.

Лида подняла голову и чутко прислушалась к тишине. При мысли о передавленном горле ей сразу вспомнилась хозяйка, и весь вымышленный мир сразу отодвинулся – будто отпрыгнул в темное окно и теперь ждал за стеклом, когда его вызовут обратно, послушный, но пугающий призрак.

«Нет, все тихо. И она сама мне обещала, что будет жить, потому что теперь ей интересно, что станет дальше со мной и Алешей. Наверное, поэтому она и читает роман за романом – чтобы оставить на завтра хоть какую-то тайну. Еще одну, пусть глупую, пусть чужую, но все-таки тайну, а значит – жизнь».

Она проработала полночи, двигаясь вперед очень медленно, но упорно и азартно. Ей нравилось думать, что Дэчери это Баззард, но она прекрасно понимала, что сейчас ей еще нельзя слишком жать на эту педаль, если она хочет оттянуть раскрытие тайны до конца. Лида предположила, что Баззард будет излагать результаты своего следствия, то и дело сбиваясь на собственные «Тернии забот». И это должна быть трагикомическая сцена – как вся «Тайна Эдвина Друда», да и как сама жизнь, наверное.

Труднее всего купить то, что ничего не стоит.

В ту же пятницу, поздно вечером, у Соколовых зазвонил телефон. Прежде к нему подходил тот, кто оказывался ближе. Теперь бросились все, но первой успела Света. Схватив трубку и нервно сказав «алло!», она услышала глухой голос брата.

– Называй меня Лидой, – приказал он.

Девушка мгновенно поняла – он не желает, чтобы родители знали о его звонке. И, повинуясь неписаному кодексу чести – покрывать друг друга, когда это возможно, она преувеличенно весело заговорила:

– Привет, а что ты так поздно? Конспекты? Ну не знаю, по-моему, ты их давно забрала… Да, Лида. Я уверена!