Трущобы Севен-Дайлз - Энн Перри

Все трое продолжали сверлить его взглядами. Ни один ни разу не моргнул. Питт вытащил примерно двести пиастров – этой суммы ему хватило бы еще в течение двух недель платить за отель.

– Этого хватит! – мгновенно воскликнул Аврам, и прежде чем Питт принял окончательное решение, деньги перекочевали из рук в руки, а в следующий момент Аврам уже колотил кулаками в дверь.

Муса кивнул и расслабился.

– Хорошо, – с видимым удовлетворением произнес он. – Хорошо.

– Но ведь это двести пиастров! – выкрикнул Питт, даже не подумав, что делает. – Я хотел бы получить кое-что взамен!

– Вот как? И чего же ты хочешь? – Муса вопросительно приподнял брови.

Питт на миг растерялся. Что им сказать?

– Кто-то должен помочь мне найти информацию о лейтенанте британской армии Эдвине Ловате, который служил в Египте двенадцать лет назад. Я не говорю по-арабски.

– То есть ты хочешь получить пятьдесят пиастров моего времени? – сделал вывод Муса. – Но как ты можешь его получить, пока я в тюрьме?

– Я хочу чьего-то времени на сто пятьдесят пиастров, – ответил Питт. – Или же мы все останемся здесь.

Аврам наблюдал за происходящим с видимым интересом.

– Ты предлагаешь сделку? – спросил он с надеждой в голосе.

– Я не знаю, – ответил Питт. – Ты так считаешь?

Аврам посмотрел на окно, затем на запертую снаружи дверь и, вопросительно посмотрев на остальных, сказал что-то по-арабски. Последовал короткий разговор.

– Да, – наконец произнес он, повернувшись к Питту. – Да, я так считаю.

Питт ждал.

– Я отведу тебя в деревню, где британские солдаты проводили свободное время. Я буду говорить за тебя. – Аврам поднял руку. – А пока давай выберемся отсюда, прежде чем сюда придут полицейские.

***

Питт понятия не имел, что было сказано надзирателю, зато увидел, как деньги вновь перешли из рук в руки. Через полчаса он уже шагал следом за Аврамом по переулку на окраине города, направляясь на восток. Как обычно, мухи и москиты не знали пощады, и у него уже вошло в привычку бить их, не задумываясь. Голова продолжала болеть от полученного на базаре удара.

Нежные, щекочущие ноздри ароматы смешивались с общим запахом восточного города. Они прошагали мимо уличной кухни; повар сидел прямо в пыли, прислонившись одним плечом к стене, в бесформенной полотняной робе желтоватого оттенка и тряпичных туфлях без задников. С одной стороны стояла плоская корзина, полная фиников, лука, чего-то похожего на морковь и гранатов. Позади – огромный керамический горшок с отбитым краем, впереди на кирпичах стояла жаровня, а на ней – еще один горшок. Повар осторожно помешивал в нем какое-то варево. Поднимающиеся из горшка ароматы и были призваны заманить случайного прохожего. Кожа повара была почти такой же темной, что и финики, борода – коротко подстрижена, волосы на голове – сбриты, отчего он казался почти лысым.

Была в чертах его лица некая мягкость и симметрия, делавшая его почти красивым. Он даже не поднял глаз на Питта и Аврама, как будто те были ему интересны не больше, чем ослики или верблюды, покорно застывшие в неподвижности на соседней площади, на которую выходила улица.

Аврам шагал в нескольких ярдах впереди, и Питт едва поспевал за ним. Не хотелось бы потеряться здесь. Это было бы не только потерей времени, но и просто опасно. После случая на ковровом базаре он стал внимательнее к настроению тех, кто стоял вокруг и торговался. Временами он замечал, как их лица превращались в каменные маски, пряча гнев, который они не решались выразить открыто. Это был их город. Он же был здесь чужаком, представителем чужой расы, которая, по сути дела, не только подчинила, но и ограбила их. То, что британцы использовали потенциал их страны более эффективно, не играло роли.

Аврам обернулся, чтобы убедиться, что Питт все еще следует за ним, и жестом велел поторопиться. После чего они молча поспешили дальше. Было уже далеко за полдень, и в это время года дни быстро клонились к вечеру. Им же нужно было добраться до деревни рядом с военным лагерем до наступления темноты. Расстояние до нее, похоже, было приличным.

Питт устало шагал по пыли, по запекшейся от солнца земле, думая про себя, что любой рыночный торговец, открывший средство против москитов, уже через неделю заработал бы золота вровень со своим весом.

Они миновали нескольких погонщиков верблюдов, пешую старуху, мальчика с осликом и еще полудюжину ходоков, возвращавшихся с какого-то праздника. Эти последние что-то радостно горланили и размахивали руками.

Когда они наконец дошли до берега широкого русла, солнце уже садилось, окрашивая небо мягким золотистым светом. На берегу, на небольшом расстоянии от зарослей тростника, стояли птицы с длинными клювами – с полдюжины в одном месте, дюжина в двадцати ярдах дальше. Сложенные из квадратных каменных блоков стены большинства домов отливали бронзой. Высокие пальмы с их похожими на перья листьями казались причудливыми прическами на ходулях. Единственным звуком, нарушавшим вечернюю тишину, было чавканье волов, стоявших по колено в реке, опустив морды к воде. В тусклом свете заходящего солнца их огромные гладкие рога казались отлитыми из золота. А вот тени, наоборот, с каждым мгновением приобретали все более темный фиолетовый оттенок.

– Мы сделаем здесь остановку, – сообщил Питту Аврам. – Сначала поедим, а потом можем начать задавать твои вопросы.

Питт согласился. Ничего другого ему не оставалось. Пока что он не узнал ничего, что могло бы помочь Аеше Захари, не говоря уже о Райерсоне. Если причина убийства Ловата кроется здесь, в Египте, он понятия не имел, что это может быть. И только Аврам, или кто-то другой, может расспросить здешних жителей.

Они направили стопы к меньшему из глинобитных строений. Здесь Аврама приветствовал молодой мужчина лет двадцати пяти, в полосатой, красно-желтой робе и тюрбане некоего бледного оттенка, истинный цвет которого было невозможно различить в тусклом свете свечей и очага.

Они обменялись парой фраз, после чего Аврам представил ему Питта и объяснил, кто он такой. Затем он повернулся к Питту.

– Это Исхак эль-Шернуби. Его отец, Мухаммед, был имамом, святым человеком. Он многое знал о том, что бывало здесь в прошлом, особенно среди солдат. Исхак иногда выполнял для него поручения. У него хорошая память. Особенно когда ему это выгодно. Он понимает по-английски лучше, чем делает вид.

Питт улыбнулся. Он легко мог себе это представить, хотя и не слишком четко. Он также отдавал себе отчет в том, что для английских солдат молодой араб был практически невидимкой, словно слуга в доме. Языки вполне могли болтать лишнее, ибо считалось, что араб никогда не повторит того, что в его присутствии сказали его хозяева.

Он поклонился Исхаку. Исхак поклонился в ответ. Его глаза были такими темными, что в дрожащем сумеречном свете казались практически черными. Лучи заката из золотых сделались тускло-бронзовыми, их яркость померкла. Было слышно, как снаружи волы шлепают по воде, бродя в ней по колено.