Тигр. История мести и спасения - Джон Вэйллант

Близость Китая и его сильное влияние вызывают ощутимую тревогу в Приморье, где многие местные жители рассуждают так же, как Щетинин. До открытия границ с Китаем в результате горбачевского сближения с Пекином в 1989 году Россия практически не знала такого явления, как браконьерская охота на тигров. С тех пор экспорт (далеко не всегда легальный) самых разнообразных природных ресурсов Приморского края приобрел космические масштабы, а местные русские обнаружили, что проигрывают китайцам на всех фронтах: в энергии, деловой хватке и неутолимом аппетите ко всему, от женьшеня и морского огурца до амурских тигров и русских шлюх. В семидесятые годы, после военного конфликта на Даманском и стягивания войск к границе, была популярна шутка: «Оптимисты изучают английский, пессимисты — китайский, а реалисты — автомат Калашникова»[137].

В настоящее время неравенство между Россией и Китаем перевернулось с ног на голову по сравнению с тем, что было лет сто назад, когда Поднебесную называли «неизлечимым больным Азии». Теперь так называют русских, и именно они боятся раствориться под напором своих соседей.

Из-за непрерывного оттока природных ресурсов самыми разнообразными маршрутами Приморский край и сегодня напоминает колониальный аванпост, до которого, невзирая на все его богатства и экологическое значение, далекой столице нет особого дела. Контрабанда животных в современной Азии — это многомиллионный бизнес, причем примерно три четверти экспорта идет в Китай, превратившийся в настоящую черную дыру для многих исчезающих видов. В то время как бесценное наследие Приморья — лучшая древесина, икра, животные — вывозится за границу, его жители взамен радостно получают второсортные товары: подержанные японские автомобили, корейские автобусы, китайский текстиль и одежду, а также свежие фрукты, перенасыщенные пестицидами и тяжелыми металлами. По причине ограничений на импорт русские вынуждены выступать в унизительной роли вьючных мулов, которые тащат все это добро на себе.

Даже при том, что численность русских на Дальнем Востоке неуклонно сокращается в силу высокой смертности и миграции, захудалые приграничные китайские городки, в которых до перестройки проживало не более десяти — двадцати тысяч человек, превратились в сверкающие неоновой рекламой торговые центры, на порядок увеличив свое население, и количество их продолжает расти. В эти обновленные города едут в шоп-туры под присмотром заботливых гидов группы русских туристов, чтобы накупить товаров, которые постсоветская промышленность и торговые сети не могут им предложить. Между тем Северная Корея, находящаяся в самом низу негласной азиатской иерархии, поставляет дешевую рабочую силу на рынок труда — преимущественно для лесодобывающей промышленности. «Что произошло с российским Дальним Востоком?[138]— задается вопросом Джон Стефан в книге, посвященной истории этого региона. — Почему его развитие не пошло по сценарию Британской Колумбии или Хоккайдо? Как случилось, что эти богатейшие земли, населенные одаренными и трудолюбивыми людьми, соседствующие с экономически развитыми странами, производят впечатление задворок третьего мира?»

На этот вопрос не существует однозначного ответа, но сложившаяся ситуация отдается болью в сердцах множества россиян, продолжающих смаковать сладкую горечь национальной гордости и — в случае старшего поколения — сохраняющих веру в то, что некогда они были пионерами великого и благородного социального проекта. Для Владимира Щетинина, чья жизнь прочно переплелась с историей страны, утрата статуса региона и порядка в нем стала ноющей язвой в душе — не в последнюю очередь из-за урона, наносимого тайге. Сейчас, как никогда, больше всего на свете — за исключением разве что собственных внуков — его беспокоит судьба амурского тигра и еще более редкого его родственника, амурского леопарда. Разрываемый на части этим беспокойством, запретом Москвы на отстрел тигров, глубоким чувством ответственности за жизнь людей и необходимостью избавить их от страха, он должен был решить судьбу тигра-убийцы и всех местных жителей.

Глава инспекции «Тигр» неизменно старался обеспечивать своих подчиненных всеми необходимыми полномочиями. Поэтому 5 декабря, как только Труш сообщил ему о нападении на Маркова, он факсом отправил в Москву запрос на отстрел амурского тигра. Б тот момент у него еще не было подробной информации о случившемся, но Щетинин был хорошо знаком с федеральной бюрократической системой. Он понимал, что ответа из столицы можно ждать неделями, и решил подстелить соломки. Даже его недоброжелатели были потрясены, когда всего спустя четыре дня, 9 декабря, он получил телеграмму от Валентина Ильяшенко, главы отдела по сохранению биоразнообразия. Телеграмма была краткой и по существу: «Настоящим разрешаю отстрел тигра-людоеда в районе поселка Соболевка [уменьшительное от Соболиного]. Официальное разрешение будет выдано по получении отчета об отстреле».

Иногда система работала. В тот же день, когда была получена телеграмма, по факсу пришло официальное письмо со всеми печатями и подписями, но по какой-то причине в нем указывались более поздние сроки охоты: согласно письму, она должна была начаться только через неделю, 16 декабря. Было ли это результатом ошибки чиновников или стремлением отложить решительные действия в надежде, что природа возьмет свое и все уладится само собой, неясно до сих пор. При том, что все были явно обеспокоены безопасностью местного населения, складывалось впечатление, что чрезмерной спешки ни местные, ни столичные чиновники устраивать не хотят. Несомненно, сердце и профессиональный долг велели Щетинину защищать окружающую среду — и в первую очередь тигров. Ему претила необходимость лишний раз курировать отстрел тигра, особенно сейчас, когда на его глазах шли прахом десятилетия упорного труда по восстановлению популяции.

Кроме бюрократического кошмара и затрат на поиски конкретной потенциально опасной особи среди нескольких обитающих в окрестностях Соболиного, у нерешительности Щетинина была еще одна причина, и заключалась она в истории его взаимоотношений с государством. Любовь Щетинина к тиграм — можно даже сказать, его одержимость ими — уходит корнями куда глубже, чем у большинства чиновников природоохранной сферы, потому что на протяжении многих лет, как и тигру, уничтожение грозило ему самому. Щетинин — потомок казачьего рода, его предки служили в амурской дивизии казачьего войска, силами которой осуществлялось завоевание Приморья.

В обмен на верную службу престолу казаки имели особый статус среди прочих русских, получали в награду земли и пользовались относительной свободой, но с приходом советской власти все изменилось. После революции их независимость, военное искусство и сплоченность оказались потенциальной угрозой для Советов, и Сталин посчитал нужным вписать их в обширный список своих врагов. В 1934 году деда Щетинина по отцовской линии мобилизовали на строительство потайного тоннеля под Амуром, и с тех пор семья ни разу его не видела. Следующим стал отец Щетинина: в 1938-м, на пике Большого террора, его отстранили от должности начальника сельского почтового отделения и обвинили в «преступной халатности, повлекшей нарушение работы почты». На этом основании он был расстрелян. Всю семью отправили в концентрационный лагерь в Еврейскую автономную область, малоизвестное детище Сталина, которое, как ни парадоксально это звучит, должно было стать советским Сионом для местных евреев. Область, существующая и по сей день, раскинулась на амурских берегах между Китаем и Хабаровским краем — трудно представить себе место, более удаленное от Святой земли. На флаге области почему-то красуется не звезда Давида, а радуга на белом фоне; на региональном гербе изображен не кто иной, как тигр. В период расцвета здесь проживало около семнадцати тысяч евреев, но во время репрессий сюда начали свозить самых разнообразных неугодных власти людей, в том числе казаков. Еще ребенком Щетинина заклеймили как сына врага народа — этот «титул» определил дальнейший ход его жизни. От второго своего деда он получил строгий наказ: «Никому и никогда не говори, что ты казак. Забудь это слово».