Простые радости - Клэр Чемберс

– пусть даже глазами расположенного к ней десятилетнего ребенка, – ей становилось стыдно за их обветшалость. Вокруг горла и носика крана корка известкового налета, а к сливному отверстию по эмали протянулся зеленый потек. Древний линолеум, хоть и чистый, весь в трещинах и буграх.

– Прости, у меня, наверное, не такая красивая ванна, как у вас дома, – сказала Джин.

Прожив там всю неделю, это она знала наверняка.

– Ничего страшного, – доброжелательно сказала Маргарет, стягивая свитер. – Получше, чем на Луна-стрит.

Джин оставила ее раздеваться и вернулась на кухню, где закрыла Джемайму с блюдцем резаной соломы из набора для побега. Она отмыла от молока кастрюльку, отрезала себе кусок пирога – остальное пусть заберет Говард, когда появится – и уселась за стол, бессмысленно уставившись на кроссворд в субботней газете и размышляя о последних событиях.

Если Маргарет переедет домой насовсем, ночевки у Говарда прекратятся еще до того, как мать выпишут из больницы, а потом ситуация еще усугубится. Как все запуталось.

Ее размышления прервал крик сверху. Джин взлетела по ступенькам, сердце встревоженно колотилось. Маргарет уже разделась и стояла посреди окутанной паром ванной в одних белых панталонах. Она изогнулась, пытаясь увидеть в зеркале спину. Прямо над резинкой виднелся розовый квадратик содранной кожи размером с почтовую марку.

– Я старалась ее не намочить, но она просто отвалилась, – сказала она и протянула Джин полотенце с пятнышком студенистой омертвевшей кожи – бренные останки пересаженной и отторгнутой кожи Гретхен.

Не выливайте скисшее молоко

Если помыть скисшим молоком линолеум или другое покрытие, все будет блестеть ярче, чем от воды. Скисшее молоко послужит хорошим отбеливателем для тканей, потерявших белизну. Намочите изделия водой, отожмите, положите в тазик и залейте скисшим молоком. Оставьте на 48 часов. Тщательно прополощите – и изделия станут белоснежными.

30

В камин подбросили угля, и он светился оранжевым вулканическим светом; не менее жаркой была и дискуссия в комнате. Доктор Ллойд-Джонс восседал за своим внушительным письменным столом. На противоположной стороне комнаты – и спора – находились его коллега доктор Бамбер и Хилари Эндикотт, чья статья, процитированная в “Эхе”, и стала толчком для письма Гретхен Тилбери. Джин помалкивала, прислушивалась и делала заметки.

– Я считаю, мы, по крайней мере, можем сказать, что с помощью серологических проб утверждение Матери А. опровергнуть не удалось. Справедливо?

Доктор Ллойд-Джонс упорно употреблял условное наименование, хотя всем присутствующим было прекрасно известно, о ком идет речь.

– Нет, конечно же, нет. Вы спросили, какой критерий убедит меня, что партеногенез действительно имел место, и я сказала вам – только успешная пересадка кожи от ребенка к матери. Пересадка не была успешной, и, следовательно, утверждение матери опровергнуто. Тут все просто.

Это высказалась Хилари Эндикотт. В твидовом костюме и коричневых брогах она выглядела грозно. Казалось, ей больше подошли бы шотландские тетеревиные болота, чем лаборатория, и, как выяснилось, она и вправду утром прибыла из своего псевдоготического особняка в Суррее. Хотя Джин была и выше, и старше, в ее присутствии она чувствовала себя карликом.

– По-моему, неудачная пересадка кожи – не такой бесспорный результат, как вы считаете, – сказал доктор Ллойд-Джонс. – Весьма жаль, например, что мы не произвели аутотрансплантацию для контроля.

– Весьма, весьма жаль, – не без ехидства отозвалась доктор Эндикотт.

– Другая же возможность, – продолжал доктор Ллойд-Джонс, пропуская шпильку мимо ушей, – состоит в том, что один из антигенов, послуживших причиной несовместимости, возможно, рецессивный и присутствует только у дочери.

– В эксперименте с пересадкой кожи не было никакой неоднозначности. Он провалился в обоих направлениях.

– Но данные анализов крови и сыворотки не противоречат партеногенезу.

– Как и другим возможностям, – вставил доктор Бамбер. Пока это был его единственный вклад в дискуссию.

– Каким, например? – спросила Джин.

Сообщать Гретхен о результатах будет она, и нужно как можно лучше разобраться во всех деталях. Она наивно предполагала, что анализы предоставят неопровержимые доказательства, что наука не оставит места ни для какой двусмысленности, но, кажется, даже трое самых вовлеченных в процесс ученых не смогли между собой договориться.

– Ну, близкородственное спаривание, к примеру.

– В смысле инцест? – возмутилась Джин, оскорбленная как самой идеей, так и терминологией. – Не было ни малейшего намека…

– Я ничего дурного не имел в виду, – ответил он и примирительно поднял руки. – Их личные обстоятельства мне неизвестны. Я говорю как ученый.

– Такую возможность необходимо было бы исключить, будь у матери и дочери даже очень редкая группа крови, – добавила доктор Эндикотт. – Но это не так, что повышает вероятность кровосмешения.

– Но вы же не станете спорить, – лицо доктора Ллойда-Джонса было красным, от жары на нем расцвели лопнувшие сосуды щек и носа, – что когда мать представляет себя как пример непорочного зачатия, еще ничего не зная о том, что анализы крови это подтвердят, доверие к ее заявлению значительно возрастает?

– Это, безусловно, впечатляет, но ничего не доказывает, – сказал доктор Бамбер. – Было бы полезно знать, например, сколько таких – если они были – случаев в полностью изолированных женских сообществах – допустим, в тюрьмах или психиатрических лечебницах – было зафиксировано. Насколько нам известно – ни одного.

– Если бы у нас были точные данные о том, в скольких поколениях женщин не встретилось ни одного случая партеногенеза, это дало бы нам некоторую основу для оценки вероятности, – добавила доктор Эндикотт.

– Все это чрезвычайно увлекательно, – вмешалась Джин и в отчаянии провела рукой по волосам. – Но что же будет с миссис Тилбери? У меня такое ощущение, что мы морочили ей голову всеми этими анализами, а теперь даже вы, так называемые эксперты, не можете, посмотрев на их результаты, прийти к единому мнению. Что мне ей сказать?

– Ваше разочарование мне понятно, – сказала доктор Эндикотт. – Вам бы понравился более резонансный результат. Но, возможно, если объяснить ей, что медицинские результаты не подтверждают ее заявление о партеногенезе, она будет готова изменить показания.

– Никогда, – сказала Джин. – Это слишком много для нее значит.

Она подумала о Марте – архискептике: интересно, как она отреагирует на новости? Трудно себе представить, что она встанет на сторону слепой веры. Но еще трудней – что Гретхен признается в совершении колоссального мошенничества. Доверие Джин к Гретхен было безнадежно подорвано, а сама она скомпрометирована связью с Говардом – на этом фоне Джин уже хотелось, чтобы статья не увидела света. Публикация может вызвать нежелательную огласку и породить грандиозный скандал.

Она представила себе, какой позор ее ожидает, и почувствовала, как кровь прилила к щекам. То, что трое ученых не смогли между собой договориться, может оказаться ей на руку. Результат, не позволяющий сделать окончательных выводов, – едва ли та бомба, на которую надеялся