Хозяйка Англии - Элизабет Чедвик (Англия)

– Счастлив за вас обоих, – говорил Стефан, целуя ее в щеки. – Вильгельм Д’Обиньи – прекрасный человек, и мой новый граф Линкольн сумеет хорошо защитить вас, а? – Он хлопнул Вилла по плечу.

«Хорошо охранять» – вот что имеет в виду Стефан, думала Аделиза и прятала свою неприязнь под вежливыми фразами. Что ж, посмотрим. Король заполучил клятву Вилла, но он же не делит с ним жизнь, постель и кров, как будет делить она. Аделиза всматривалась в лицо Стефана, на котором разглядела новые морщины. Ей казалось, что его веселость деланая, призванная скрыть утомление. Возможно, наконец он узнал, что корона – более тяжкое бремя, чем ожидал. Возможно, просто плохо спит по ночам. Что бы ни делал Стефан, ему никогда не сравниться с Генрихом.

– Да, сир, – услышала она свой голос.

Потом ее поцеловала невысокая и плотная жена Стефана – Маго.

– Для вас настанет совсем иная жизнь, – сказала королева. – Но я знаю, вы обладаете талантом приспосабливаться.

Аделиза пробормотала в ответ ничего не значащие слова. Внутри у нее все сжалось. Когда-то она сама была королевой Англии и обладала той властью, которую ныне имеет Маго. Из всего, что отобрала у нее эта низенькая, цепкая, как терьер, женщина, самой горькой утратой было попечительство над Уолтхемским аббатством. Теперь оно принадлежит Маго как царствующей королеве, а у Аделизы не осталось никакого влияния, чтобы побороться за эту привилегию.

К ней подходили все новые и новые гости. Аделиза столько улыбалась, что у нее занемели щеки. Казалось, ее улыбка вот-вот отвалится и упадет под ноги.

Бриан Фицконт оказался одним из немногих, кто понимал, как трудно ей было оставить Уилтон и вернуться к мирской суете.

– Я часто думаю, что жизнь в монастыре пришлась бы мне по душе, – произнес он. – Когда я был ребенком, отец хотел отдать меня Церкви, но король забрал ко двору – его сыну нужны были сверстники. Если бы не это… – Он развел руками.

Аделиза сумела еще раз улыбнуться, на этот раз менее натянуто.

– В таком случае вы, несомненно, стали бы уже аббатом или епископом.

Он качнул головой; его темно-карие глаза были печальны.

– Не уверен, что достоин носить рясу.

– Эта неуверенность и делает вас достойным.

Фицконт заметил с легкой иронией:

– Госпожа, вы всегда видите в людях хорошее. – И потом он понизил голос. – Я рад, что вы будете жить в Арунделе. Если вы по-прежнему покровительствуете искусству, можно мне иногда писать вам?

Аделиза опустила глаза, поскольку знала, что имеет в виду Фицконт. Бриан говорил не о поэзии, которой она покровительствовала в прошлом, будучи королевой Англии. Он писал прекрасные стихи, их читали при дворе вечерами, только вот не о них речь.

– При условии, что содержание будет приемлемым, – сказала она.

– Я бы никогда не послал вам ничего, что может вызвать чье-либо неодобрение. – Он наклонил к ней голову и добавил еще тише: – Вы получаете известия от императрицы?

Аделиза на миг подняла взгляд и увидела тревогу в глазах Фицконта.

– Да, – ответила она. – Матильда по-прежнему моя падчерица. – Аделиза прикоснулась к руке Бриана. – Мне известно, как преданы вы императрице, но пусть ваши чувства не замутят рассудок.

– Госпожа. – Покраснев, он поклонился в знак благодарности за совет.

К ним подошла его жена, только что закончив увлекательную беседу об охотничьих псах с Галераном де Меланом. Ее лицо блестело, как яблоко, из-под косо надетого вимпла выбивались седые пряди.

– Милорд Мелан говорит, что у него есть хороший черный кобель породы алан[3]крупного размера, которого он может одолжить нам на развод, для улучшения нашей своры, – сообщила она громким от возбуждения голосом. – У нас как раз две суки вот-вот потекут.

Бриан чуть не провалился сквозь землю от стыда, но его жена как ни в чем не бывало обратилась к Аделизе:

– Вы любите собачью охоту, госпожа?

Аделиза покачала головой:

– Я не держу собак. Но у мужа, кажется, есть свора.

– Ну тогда, если ему понадобится совет насчет случки, только дайте мне знать.

Аделиза пообещала, что так и сделает, и поспешила отойти к другим гостям. Негромкая просьба Бриана Фицконта взволновала ее. Она понимала, что должна сохранить ее в тайне, пока у нее не появится возможность влиять на Вилла. И еще перед ней встал трудный выбор. Она только что принесла обет послушания Виллу, но еще раньше, будучи супругой Генриха, обещала тому поддерживать его дочь.

Во время пиршества гостей услаждали музыкой и развлечениями. Были приглашены акробаты и жонглеры, певцы и сказители, а также танцоры. Аделизе это напомнило ее былую жизнь при дворе, но при этом ощущения у нее возникли совсем иные. Ей все виделось, что где-то рядом, в темном углу, куда не дотягивается свет факелов и свечей, стоит Генрих и недовольно хмурится, и от этого видения у нее по телу пробегали мурашки.

Наступило время возлечь на брачное ложе. Внезапно руки у Аделизы заледенели, а грудь так стеснило, что она едва могла дышать. К ней вернулись воспоминания о ее первой брачной ночи: толпа в опочивальне, нескромные взгляды, перешептывания. И сейчас новобрачная чувствовала среди гостей подспудное любопытство, желание увидеть ее раздетой. Мысль о том, что ей придется на виду у всех этих людей обнажиться и лечь в постель с Виллом Д’Обиньи, приводила ее в ужас. Она, вдовствующая королева, была столь же беспомощна, как курица, за которой гоняются по двору, потому что кому-то захотелось куриной похлебки.

Когда разудалая толпа кутил повлекла их в опочивальню, Аделиза схватила Вилла за руку.

– Прогоните их! – прошептала она. – Я этого не вынесу! Это выше моих сил!

Он озадаченно уставился на нее:

– Они же не делают ничего дурного.

Аделиза в отчаянии зажмурилась.

– Я не вынесу этого, – повторила она. – Я сойду с ума. Они привели нас сюда, увидели кровать – разве этого не достаточно? Что еще здесь смотреть?

– Такова традиция, – заметил Вилл, и по его лицу было понятно, что он считает ее просьбу странной прихотью. – Скоро все сами разойдутся.

Она сильнее сжала его руку:

– Пожалуйста, сделайте это! Ради меня.

Вилл еще на мгновение задержал на ней взгляд, потом выражение его лица смягчилось, и он вздохнул.

– И ради меня, – сказал он, слегка покачав головой. – Сумасшедшая женщина мне сегодня не нужна.

Повернувшись, Вилл раскинул руки и стал выпроваживать гостей из комнаты, благодаря их за добрые пожелания и прибегая по мере надобности к убеждению, вежливости, шуткам и уговорам. Его твердость привела к тому, что вскоре за дверью исчез последний гость и он смог задвинуть засов. Прислонившись спиной к двери, он сложил руки на груди и спросил: