Тайна "Железной дамы" - Юлия Нелидова

Некоторое время он был действительно поглощен работой, но вскоре под ложечкой зашевелилась тревога, и все чаще доктор стал поглядывать в окно – не мелькают ли синие квадратные фуражки с лакированными козырьками? Не явились ли за ним полицейские? Сквозь жалюзи ничего толком и не увидишь.

Иноземцев начинал порядочно нервничать, как вдруг один из пациентов, с тяжелой гнойной ангиной, невзирая на горячку, стал рассказывать о небывалом столпотворении у парка Морсо, на улице Мурильо.

– Вы не поверите, доктор, – говорил он с тяжелым свистящим дыханием, – говорят, умер один из основателей панамской кампании.

– Откуда ж вам известно? – пробурчал под нос Иноземцев, словно его это и вовсе никоим образом не касается; но лопаточку из дрожащих рук выронил.

– Так я прямо с бульвара Курсель к вам иду, там у моей племянницы у входа в парк Монсо лавка кружевного белья. Ходил к ней за порошком от горла, а она мне ваш адрес дала.

– Ай-я-я-й, папаша, нехорошо в такую сырость ходить, да в таком состоянии, – ответил доктор и покашлял, чтобы дрожь в голосе унять. – У вас жар, инфекция вниз спустилась, уже и легкие задев. Послали бы кого-нибудь.

К полудню самообладание и силы Ивана Несторовича были на исходе. Новость о том, что преставился акционер Панамского канала, ему едва ль не каждый второй пациент стал рассказывать, точно сговорившись. Прямо новость дня!

В конце концов, ему показалось, что он бредит, и, что бы ему люди ни говорили, он слышал лишь об одном – о смерти барона Рейнаха.

Основательно закрыв лабораторию на ключ, Иноземцев отправился в ближайший кафетерий, чтобы вернуть себе силы порцией кофеина. Хотел тишины, хотел мысли в порядок привести, но не тут-то было – на Сен-Дени опять натолкнулся на Герши.

– Я только что из Префектуры полиции, – первое, что заявил адвокат.

Сердце Иноземцева едва не остановилось. К тому же Иван Несторович вспомнил, что назначал ему вчера встречу, а Делина-то теперь и след простыл.

– Я вам сейчас поведаю настоящую сенсацию, – адвокат был возбужден, глаза и щеки его горели, пухлые руки с блокнотом исступленно тряслись, как при дрожательном параличе Паркинсона. – Об этом еще ни одна передовица не напечатала. Из первых уст, как говорится, история.

Зашли на террасу закусочной, что располагалась напротив угла Севастопольского бульвара и улицы Веррери, уселись прямо на свежем воздухе. Дул прохладный ветерок, хотя нет-нет осеннее солнышко и выглядывало из-за плотных облаков. Но Иноземцев чувствовал, словно скипидару хлебнул, – все внутри пылало жарким огнем.

– Найден мертвым в собственном доме первый после Лессепсов акционер «Панамы», – выпалил Эмиль Герши.

– Слышал уже, – ответил Иван Несторович, как можно равнодушней. – Все с утра только об этом говорят.

– Конечно, этот мыльный пузырь раздувался, раздувался, раздувался и… как лопнет! Вот уж скандал! Не знаешь, то ли радоваться, то ли слезы проливать. Но по порядку. Найден он в своем кабинете за столом в нелепой позе, вокруг разбросаны письма, контракты, договоры, банковские билеты. Это не все! На столе стоял железный жбан не жбан, ведро не ведро, но, словом, банка, в которой он начал сжигать кое-какие бумаги. Многого сжечь не успел, и, как мне известно, полиция ныне разбирается, что за бумаги, и кое-что уже просочилось – а именно, вроде как, согласно сим документам, барон Рейнах выписывал большущие деньги за счет министерства финансов. Это ж какой скандал! Это же революция! «Панаму» сегодня же закроют, а завтра господа Лессепсы окажутся в суде вместе со всей честной компанией, которая руководствовала каналом. Бедный месье Эйфель тоже. И это после такого триумфа с Выставкой. Слышал, что башню снесут, даже имеются покупатели, готовые раскупить ее по частям.

– Страсти какие, – проронил Иноземцев, вперившись взглядом в черный кружок кофейной чашки.

– Еще какие! – воодушевленно махал руками адвокат. Иноземцев бросил на него короткий оценивающий взгляд. Вот уж кто играет в месье Дюпена, так этот странный молодой человек. Верно говорят, подумал Иван Несторович, – в тихом омуте черти водятся. Такой ведь, если к расследованию приступит, не отвертишься.

– Тут, конечно, еще у полиции работы по горло. Мы тоже отставать не намерены. Ибо обстоятельства смерти барона довольно туманны. По первым признакам его вроде как удар хватил. Вскрытие еще будут делать, но медицинский эксперт заявил, что это апоплексия.

Иноземцев насторожился, пристально поглядев на Герши, продолжая помешивать уже остывший напиток. Апоплексия, значит? Ничего, подождем вскрытия. Есть в природе и на полках у аптекарей множество ядов, имитирующих смерть от удара.

– Прислуга утром проснулась как ни в чем не бывало, – продолжал Герши, – и, обнаружив мертвого господина, словно впала в ступор. За день до происшествия в доме оставались при покойном лишь муж с женой – дворецкий его и экономка. Говорят, ничего ночью не слышали, как спать отправились – не помнят. Но поутру обнаружили-таки себя в своих постелях, в спальных костюмах – этот факт их весьма почему-то удивил, в особенности экономку. Казалось бы, кто удивится, что проснулся утром в постели, коли в нее с вечера лег? То ли бредить от несчастья такого начали, то ли есть о чем призадуматься. А призадуматься стоит, потому как я подобрался к самому главному, – адвокат сошел на шепот. – В кабинете барона был найден… – он низко наклонился к Иноземцеву и сделал жест, точно приглашая подставить ухо для секрета.

Иван Несторович на мгновение застыл. В висках кровь застучала тревожным набатом. Он машинально подался вперед.

– Найден, – прошептал Герши, – синий саквояж, который давеча исчез на Выставке у входа во Дворец Изящных Искусств при весьма странных обстоятельствах. Этот факт пока не разглашают, потому как он недвусмысленно указывает на похищение отпрыска Лессепсов – Ромэна Виктора. А сие обстоятельство тоже стараются пока держать в тайне. Известно, что очень многие издательства кормятся за счет оного прославленного семейства. Скажу вам по секрету, реклама панамской стройки, созданная посредством газет, привлекла невероятное количество инвесторов. В наше время французы слишком доверяют прессе, увы. А власти этим безбожно пользуются.

– Безобразие, – проронил Иноземцев.

– Вы не делали вкладов в Панамский канал?

– Нет, я о нем узнал лишь нынешним месяцем.

– Вам повезло. Мой отец обещал застрелиться, если его вложения прогорят, – с такими же горящими глазами выпалил адвокат.

– Сочувствую… весьма.

– Поэтому я непременно хочу добиться правды, а быть может, и возврата капиталов. И, кажется мне, что за всем этим… За всем этим стоит гениальный аферист, ни имени которого никто не знает, ни лица никто не видел! Все акционеры у него – на ниточках, как марионетки. А смерть барона – это всего лишь кость, брошенная возмущенному народу. Куда-то ведь делся миллион франков, где-то же отсиживается внук Лессепса.

От удивления Иноземцев не сдержался, брови его поползли вверх. Это ж надо, куда его занесло!