Последний князь удела. "Рядом с троном – рядом со смертью" - Дмитрий Дюков

— Яз еще ведаю, как сабли крепить кровяной солью, да этот порошок составлять умею, — выложил очередной свой козырь Миронов.

Такое вещество мне оказалось незнакомо. Вызнав у беглеца Тихона основные составляющие этого химиката и основы его применения, вспомнил, как что-то подобное рассказывал мне дружок из прошлой жизни — Вовка Шумов. Использование крови на этапах закалки оружия он объявлял приёмом интуитивного азотирования, изрядно продляющим срок службы изделий. Оружейник Миронов нам и так мог понадобиться, поскольку высокоуглеродистой стали скопилось почти двести пудов, а выковать из неё какое-либо сложное изделие угличским кузнецам оказалось не под силу. В связи с этим я поручил Акинфову показать парню режим оптимальной ковки полос из насыщенного углеродом железа.

За день до Страстной седмицы в Углич прискакал гонец из Устюжны-Железнопольской. Как только мне доложили о прибытии вестника с севера удела, внутри меня зашевелилась леденящая душу тревога. Только чрезвычайные обстоятельства могли заставить жителей этих мест пуститься в путь по весенней распутице.

Первые строки письма ввергли меня в безмерное уныние. С таким трудом построенная плавильная печь дала трещину на девятый день использования. Однако прочитав послание до конца, я изменил свой взгляд на произошедшее. Согласно сведениям, полученным из Устюжны, плавильщикам удалось за срок работы домны изготовить более тысячи пудов чугуна. Был полностью выполнен царский заказ на ядра. Для меня изготовили, помимо простых слитков, валки, молоты, несколько литых жерновов, а также разную скобяную мелочь на пробу, вроде сковородок и чугунков. Экономические результаты тоже вышли весьма обнадёживающие. Получение одной только платы за пушечные снаряды, из расчёта четырнадцати алтын за пуд, могло полностью окупить постройку печи, сырьё и оплату труда металлургов. Не считая изделий, предназначенных мне, устюжанам осталось около ста пудов сковородок и горшков, с которыми они планировали в ближайшее время отправиться на вологодский торг. Прислали они мне подробные столбцы[115]по затратам угля, руды, выходу чугуна и железа, которое на пробу выделали в горне. Несмотря на весьма примерную точность из-за различных мер измерения, эти данные стоило просчитать и тщательно проанализировать.

Просили в письме устюжане заступничества в Пушкарском приказе, дабы не вышло волокиты с принятием литых ядер вместо кованых. Тут следовало действовать через моего опекуна, оружничего Богдана Яковлевича Бельского, который в прошедшем зимой шведском походе командовал всей артиллерией русской армии и по основному роду службы руководил Оружейным приказом. Так что этот и следующий день я занимался сочинением посланий в Москву к боярину Бельскому и на Устюжну удельным металлургам. Для отправки в северный город на Мологе мне пришлось заготовить целую пачку листов, на которых смог изобразить устройство передельной печи, да изложить советы по строительству новой домны. Деньги на постройку я предлагал брать из городской таможенной казны, а выручку делить по заранее определенным принципам. Раздел средств должен был происходить так — в первую очередь оплачивались поставки сырья и комплектующих, во вторую выдавалась оплата работающим, в третью возмещались затраты пайщикам, и уж в последнюю делилась прибыль пропорционально вложенным в дело деньгам. Также горожанам сообщалось, что если кто ещё захочет участвовать в этом деле, то им можно продавать за свою цену долю из княжеского пая, но так, чтобы он не уменьшился до размера менее четверти от общих вкладов.

Началась предпасхальная седмица, меня опять закрутил круговорот молебнов и обрядов. К наступлению праздника Пасхи я уже чувствовал себя биороботом, исполняющим определённую заданную программу. Казалось совершенно невозможным представить, как такой режим соблюдал мой сводный брат Фёдор, по слухам ежедневно начинавший молебен в четыре часа утра, по более привычному для меня счёту часов, и молившийся до шести вечера.

После Святой Пасхи началась очередная праздничная неделя. Уговорить кого-либо поработать оказалось совершенно невозможным. Заставить было ещё сложнее, принуждённый к труду в праздник отправлялся жаловаться к церковным властям, и требовательный работодатель вдруг становился еретиком, совершившим преступление против религии. Вообще, в этом мире на Руси насчитывалось не менее девяноста выходных и праздничных нерабочих дней в год, что, на мой взгляд, для феодализма выходило как-то слишком человеколюбиво. Нет, местные жители вполне могли работать в эти выходные, но сугубо по своему усмотрению и при явном порицании таких действий церковью.

За два дня до праздника Красной горки в Угличе показался очередной гонец-сеунч из Москвы. Он привёз приказ дворянскому ополчению немедленно отправляться к месту сбора войск на Оке. Подкрепила этот документ грамота патриарха Иова, специально разъяснявшая необходимость выполнения повеления, несмотря на праздничные дни. Помещики возмущались, отказывались выезжать до появления травы, но выданный из княжих закромов овёс и недвусмысленные угрозы московского гонца о пересмотре земельных угодий сделали своё дело.

— Раненько по этому году сбирают, — удивился Бакшеев, уже забывший о своих зимних прогнозах. — Обычаем на три-четыре седмицы позже войско на Оку кличут.

Угличский полк ушёл в поход практически в полном составе, отпросился в поход и Афанасий, видимо, заскучал старый воин без ратного дела. Двинулась к речному рубежу и половина городовых стрельцов во главе с Пузиковым, подводы для них собирали по всему уезду.

После ухода удельного войска я целиком погрузился в хозяйственные проблемы. Вот-вот должна была начать прибывать овечья шерсть. Со многими ногайскими мурзами договорились ещё в феврале, они вполне добровольно согласились продавать нечищеную стриженую шерсть по полушке за пуд. Если на такое количество перебранного и вымытого шерстяного сырья требовалось несколько дней труда кочевника, то просто настричь, особенно с нашими ножницами, его могли за пару часов. Хотя после очистки шерсть становилась легче вдвое, всё равно наш мануфактурный метод мойки и чесания обещал выгоду не менее чем в четыре раза.

В процессе разработки устройств для прядильной мастерской я вспомнил о заказанных валенках. Осмотр опытных образцов показал полный провал моей идеи. Хоть чуть похожими на обувь вышли изделия из недобитого полувойлока. В принципе, производить такой полуфабрикат, неплотную ровницу, становилось возможным, всего лишь добавив валки к шерсточесальной машине. Так что механик Ефимов получил очередное задание.

В первые дни мая продемонстрировал свои труды новоприбывший Миронов. Скованные им четыре сабли получились весьма хороши, особенно закалённые через воду в масло. Конечно, для финальной доводки этого оружия, шлифовки и полировки, требовались еще месяцы труда, но уровень мастерства был виден сразу. Поэтому озадаченному Тихону поручили отставить оружейное дело пока в сторону и заняться изготовлением дисковых пил, хитрого столярного инструмента да различного размера свёрл и буравов.