Шпион и предатель. Самая громкая шпионская история времен холодной войны - Бен Макинтайр

За первые два года дело Ноктона дало тысячи разрозненных данных разведки и контрразведки; одни состояли всего из нескольких предложений, другие — из множества страниц. Далее они дробились и распределялись по кусочкам — что-то уходило в МИ-5 и Маргарет Тэтчер, что-то доставалось разным ведомствам Уайтхолла и Министерству иностранных дел, и все больше материалов перепадало ЦРУ. Другие избранные союзники изредка получали директивы контрразведки, но только тогда, когда речь шла о важных вещах. В отношении ЦРУ действовал режим «наибольшего благоприятствования».

В МИ-6 были очень довольны Гордиевским — как и в КГБ. Руководство в Москве не переставало радоваться неиссякаемому потоку информации, поступавшему от него как от начальника линии «ПР». МИ-6 подмешивала к «цыплячьему корму» достаточно интересной информации, чтобы КГБ оставался сыт и доволен. И даже Гук оставался доволен работой Гордиевского, не подозревая о том, что вскоре его подчиненный положит бесславный конец его собственной шпионской карьере.

11 апреля 1984 года в Олд-Бейли начался суд над Майклом Беттани. Соблюдались строжайшие меры безопасности: окна в здании были затемнены, в зале присутствовало большое количество полицейских, использовалась особая телефонная линия с шифратором для связи со штабом МИ-5 на случай, если в процессе судебных слушаний возникнет необходимость в консультации. Свидетельства носили настолько секретный характер, что значительная часть процесса проходила в камере, вдали от публики и от репортеров. На Беттани был костюм в тонкую полоску и пятнистый галстук. Он утверждал, что им двигали «чисто идейные мотивы: он не был гомосексуален, не подвергался шантажу, не действовал из корыстных побуждений».

После пяти дней выслушивания свидетельских показаний суд приговорил Беттани к двадцати трем годам тюремного заключения.

«Вы избрали своим образом действий измену родине, — сказал верховный судья лорд Лейн, оглашая приговор. — Для меня вполне очевидно, что вы во многом человек инфантильный. Мне также ясно, что вы человек своевольный и опасный. Вы бы без колебаний стали раскрывать русским имена агентов, и это, без всяких сомнений, привело бы к гибели не одного человека».

Пресса охотно подхватила озвученное самоопределение Беттани как «коммунистического шпиона», потому что человека, который претерпел «постепенное, но в итоге решающее изменение политической ориентации», понять легче. Газеты увидели в Беттани то, что каждая из них желала увидеть. «Замухрышка и недотепа оказался коварным предателем», — выкликала Sun. «В разведке холодная война не утихает», — утверждали в Times. Журналисты Daily Telegraph из кожи вон лезли, роняя гомофобские намеки на то, что шпион в действительности был геем и потому изначально не заслуживал доверия: «По-видимому, Беттани очень нравилось эстетствующее и гомосексуальное университетское сообщество». Больше всего сочувствия проявила левацки настроенная Guardian: «Ему представлялось, что он, пользуясь своим положением в МИ-j, пытается удержать Британию и ее западных союзников от сползания к новой мировой войне». В Вашингтоне американский истеблишмент раздражался (и слегка злорадствовал) из-за того, что британская разведка в очередной раз стала жертвой внутреннего шпионажа. «Президент не на шутку обеспокоен», — сообщал пресс-секретарь Белого дома. Один источник из ЦРУ сказал репортеру Daily Express: «Нам снова приходится задумываться о том, хорошо ли британское разведывательное сообщество заботится о собственной безопасности». Расследование, проведенное позднее комиссией по безопасности, вынесло порицание МИ-; за неспособность разглядеть опасность, какую представлял Беттани с его неустойчивой психикой. В Times даже высказывали предположения, что, быть может, пришла пора объединить МИ-5 и МИ-6 в единое разведывательное агентство: «В конце концов, КГБ как-то справляется с делами и дома, и за границей».

Но ни одна из этих газет ни сном ни духом не догадывалась о том, что первого осужденного предателя из МИ-; разоблачил шпион МИ-6, служивший в КГБ. Гордиевский спас Британию от катастрофы в ее разведслужбе — и попутно снова вымостил самому себе путь к продвижению по карьерной лестнице.

В свидетельских показаниях, представленных на суде, Аркадий Гук назывался главой лондонской резидентуры КГБ. Репортеры подстерегли и сфотографировали грузного советского генерала, когда тот выходил из своего кенсингтонского дома вместе с женой в очках-бабочках. Его фотографиями запестрели первые полосы британских газет — под заголовками «Гук — агент разведки». Главу советской разведслужбы называли ротозеем, «прошляпившим первый со времен Второй мировой войны шанс завербовать агента внутри британской службы безопасности». Похоже, что Гук искренне наслаждался всеобщим вниманием к своей особе и «красовался, будто кинозвезда».

Вот тут-то и представилась великолепная возможность избавиться от него и очистить место для Гордиевского, чтобы тот поднялся еще выше по служебной лестнице в КГБ и получил еще больший доступ к секретным материалам. В МИ-6 потребовали немедленно выдворить Гука из страны. Уайтхоллу же не хотелось нарываться на очередной дипломатический скандал. Другой случай избавиться от резидента может и не подвернуться, указал Кристофер Кервен, новый директор контрразведки и безопасности в МИ-6: «Гук всегда вел себя крайне осторожно, стараясь не вмешиваться напрямую в операции, связанные с курированием агентов КГБ, и впредь, скорее всего, будет вести себя еще осторожнее»[59]. В МИ-5 кое-кто тоже высказывался против выдворения, указывая на то, что совсем недавно в Москву отправили нового сотрудника службы безопасности, и если сейчас Гуку велят убираться восвояси, то того британского сотрудника непременно выгонят в отместку. На это из МИ-6 возражали, что как раз такую цену и можно было бы заплатить. У Никитенко срок командировки подходил к концу, и если сейчас вышвырнуть Гука, то пост резидента КГБ в Лондоне в скором времени вполне может занять Гордиевский. «Ставки очень высоки, — убеждал один высокопоставленный чиновник. — Речь идет о том, что можно будет получить доступ ко всем или почти всем операциям КГБ против нашей страны». Для миссис Тэтчер подготовили черновик письма, адресованного Министерству иностранных дел, где говорилось, что, поскольку Гука изобличили публично, его следует выслать. В этом письме имелась одна тщательно продуманная деталь: фамилия Гука была написана по-английски как «Gouk» [а не «Guk»]. Именно так его фамилию передавала одна-единственная британская газета — Daily Telegraph. И именно эту газету читала сама Тэтчер. Намек, адресованный Министерству иностранных дел, был ясен: премьер-министр читала о шефе русской разведки в своей утренней газете и желала, чтобы его выслали из страны, а потому, если Министерство иностранных дел продолжит противиться его выдворению, она может и обидеться. Уловка сработала.

14 мая 1984 года Гука объявили персоной нон грата за «деятельность, несовместимую с дипломатическим статусом», велели ему покинуть Британию и дали неделю на сборы. Как и ожидалось, советская сторона ответила тем, что указала на дверь сотруднику МИ-5, недавно присланному в Москву.