Драма в Тихом океане - Лариса Шкатула

– Странный ты, Антон. Все хотят детей. Правда, один мудрец сказал: вот уж кому не следовало иметь детей, так это родителям. Но я, кажется, у тебя научилась цитировать…

– Продолжай, а то я тебя перебил.

– Меня все перебивают, – удивилась своему открытию Анастасия. – Может, я делаю слишком длинные вступления?

– Скорее всего, потому, что ты говоришь очевидные вещи. Те, что мы сами должны были бы знать, но почему-то не знаем. Вернее, не обращаем внимания. Вот что значит глаз не замыленный! И что, родители Маши, плохо её воспитывали?

– Почти совсем не воспитывали. То есть, сначала это делала гувернантка, а потом девочка оказалась предоставленной самой себе. Но при этом получала почти всё, что хотела. То есть, капризы её удовлетворялись моментально.

– Чтобы она не отвлекала?

– Примерно так.

И тут они услышали звук выстрела. Анастасия побледнела.

– Разве у кого-то на судне есть оружие?

– У капитана есть, – пожал плечами кок, почему-то нисколько не удивившись. – В сейфе.

– Но раз он его достал, а тем более, выстрелил…

Теперь и размякший было кок встревожился.

– Значит, выстрелил он в Анатолия.

– Подумать только, а некто Герасимов меня уверял, что должность судового врача – сплошная синекура.

– Но стреляют-то не по вам, – философски заметил Антон Захарович.

А потом они, не сговариваясь, заторопились к выходу из кают-компании.

На палубе оба застали странную картину: капитан и старпом, перегнувшись через борт, смотрели на море.

– Ты его подстрелил? – спросила Анастасия у Демидова, забыв даже о субординации.

– Представляешь, он вырвался у нас из рук и побежал. А потом прыгнул за борт.

– Вы пошли арестовывать боцмана с оружием? – теперь она обратилась к Игорю.

– А как ещё можно это делать, если убийца в бегах…

Он укоризненно взглянул на кока, но тот тоже смотрел теперь за борт.

А потом все, как один, взглянули на море за кораблем, который уже прошёл то самое место.

Верещагин побежал к телефону у трапа и что-то заговорил в трубку. «Суриков» стал замедлять ход.

– Под винт затянуло, – сказал Демидов, отворачиваясь, хотя пенный след вовсе не был окрашен кровью. И добавил раздраженно. – Ну, и чего вы на меня смотрите? Я вообще стрелял в воздух! Просто крикнул, как обычно в фильмах: «Стой, стрелять буду!» И как учили, первый выстрел в воздух…

– Надо остановить судно! – вскрикнул кок.

Капитан взглянул на него с усмешкой.

– Да уж догадались… Не надеетесь же вы, что он выплывет.

– Всё равно…

Антон Захарович судорожно вздохнул и отвернулся.

– То, что боцман наверняка погиб, меня огорчает, как и каждого нормального человека. Я знаю, вы были друзьями… Но теперь ты, Антон, должен бога молить, чтобы полиция не поинтересовалась, кто помог Анатолию скрываться?.. Я им эту мысль подбрасывать не буду, но ты знаешь, что бывает тому, кто укрывает убийцу.

– Он всё равно её любил…

– Замечательное оправдание для убийства.

– Бедная девочка, – согласился кок.

– Как раньше моряки без баб плавали, ума не приложу! – пробормотал капитан.

Это он так выразил своё недовольство произошедшими на судне событиями.

Как всегда, крайней оказалась женщина. Никто даже спасибо ей не сказал…

То есть, не то, чтобы спасибо – человек ведь погиб… Да, человек погиб! Анастасию охватила паника. И она в этом виновата. Она почувствовала, как кровь отливает от сердца, голова у неё закружилась, и Анастасия потеряла сознание.

Очнулась она от того, что её похлопывали по щекам.

– Ася, Ася, очнись!

А потом к губам поднесли стакан воды.

– Я что, упала в обморок? – удивилась она. – Впервые в жизни.

Она лежала прямо на палубе, головой на коленях Игоря. И поверх его плеча видела встревоженные лица капитана и кока.

Голова кружилась.

– Я башкой стукнулась? – спросила она, касаясь затылка.

– Нет, Олег успел тебя подхватить.

– Антон помчался за водой. Я даже не думал, что коки умеют так быстро бегать, – ухмыльнулся старпом, помогая ей подняться.

Через шесть часов, когда с судна ушли таможенники и полиция, забрав с собой для объяснений капитана, Анастасия с Игорем поднялись на мостик, – «Суриков» стоял на рейде, и большая часть команды была отпущена на берег.

Старпом, естественно, не смог оставить судно, и Анастасия тоже не пошла на берег, за компанию.

Оставив дверь на мостик открытой, так, чтобы слышать по рации переговоры между администрацией порта и стоящими на рейде судами, Игорь с Анастасией сели прямо на палубу– доски её, нагретые солнцем за день, были всё ещё горячи.

Верещагин поставил рядом бутылку коньяка, рюмки и гроздь бананов. Сказал.

– Лимоны кончились. А бананы, представляешь, нам какой-то лодочник недавно продал. Шныряет между судами по рейду, ничего не боится.

– Пускай, сойдут и бананы, – покивала Анастасия. Она ощутила некоторую торжественность предстоящего разговора.

– Помянем наших погибших товарищей, – сказал Игорь, разлив коньяк по рюмкам; что-то Настя всерьёз на коньяк подсела. – К сожалению, земля им не будет пухом, но море, приняв их тела в свои объятия, даст Маше и Анатолию заслуженный покой.

– Не надо! – Анастасия опустила рюмку. – Не надо пить за них так, будто Маша и Щербонос были Ромео и Джульеттой! Она любила совсем другого мужчину, а ты хочешь смертью повязать её с боцманом.

– Ася, что с тобой, – он даже отшатнулся от гнева Насти. – Но Анатолий всё равно погиб. Нельзя мстить мёртвому.

– Нельзя, однако, и прощать… Вот Антон говорит, что он всё равно Машу любил. И что ей дала его любовь? Разве убивая, он думал о том, чтобы ей было лучше?

– Ты говоришь страшные вещи.

– У меня всё время такое чувство… что вы все облегченно вздохнули, когда погиб боцман. Пока он был жив, и в смерть Маши будто не верилось. А когда погиб, тут же закрыли сразу две страницы жизни, чтобы уже не вспоминать!

Игорь хотел что-то возразить, возможно, даже резко, но передумал.

– А что ты предлагаешь? – мягко спросил он.

– Не знаю, – сказала Анастасия, и вдруг заплакала. – Как это страшно. Раз, и нет человека. Молоденькой девушки, которая погибла за любовь…

– Родная, перестань! – он обнял её за плечи. – Не за любовь она погибла, а за то, что с любовью попыталась играть. Даже не столько с любовью, а с какой-то нездоровой страстью. Не хочу тебя огорчать, но Маша тоже виновата. Она считала, что своим чувством к Фёдору, безответным, кстати, чувством, можно оправдать любые, самые безрассудные поступки! И погубила не только свою жизнь, но и жизнь другого человека, мужчины, главы семейства…