Венера из меди - Линдсей Дэвис

– Я могу сказать ему, что она мешает твоим планам нанести на стену фреску с Пегасом и Беллерофонтом123 за тысячу сестерциев.

– Это должно подействовать. Есть еще вопросы, ягодка?

– Останешься на обед?

– Сожалею, нет времени.

– Куда пойдешь?

– Стучать в двери.

– Кто займется ужином?

Она была целеустремленной девочкой.

Я кинул несколько монет в бокал:

– Ты покупаешь, я готовлю, потом мы вместе едим и говорим о моем дне.

Я ее дал ей короткий целомудренный поцелуй на прощание, который оставил ее равнодушной, но оказал неприятный эффект на меня.

Жилище Аппия Присцилла, адрес которого у меня был, оказалось мрачной крепостью на Эсквилине. Таким образом он оказался близким соседом претора Корвина, поселившись в районе, который когда-то был известен своей лихорадкой, а теперь стал домом для чумы иного рода: богатеев.

От дома пахло деньгами, хотя владелец демонстрировал свое богатство не как Гортензии с их показной роскошью в отделке интерьера и сокровищами изобразительных искусств. Присцилл показывал размер своего состояния старанием, с которым он оберегал его. Его дом был лишен каких бы то ни было балконов или пергол, которые могли бы служить укрытием для подбирающегося вора, немногие окна наверху были постоянно заперты. Частные охранники сидели, играя в настольные игры, в будочке на одном из углов улицы, которую целиком занимал мрачный особняк, где, как предполагалось, и обитал этот великий магистр недвижимого имущества. Стены дома были окрашены в черный цвет – тонкий намек на характер его владельца.

Два белых глазных яблока, принадлежащие огромному черному африканцу, скосились на меня через решетку в необычайно крепкой черной входной двери. Глаза впустили меня, но промчались через общепринятые формальности со скоростью, предусмотренной чтоб не допустить любого посетителя стать слишком осведомленным о внутреннем распорядке. В вестибюле содержалась свора британских охотничьих собак (на цепи), которые выглядели лишь немногим более дружелюбно, чем одетые в кожу телохранители; я насчитал по крайней мере пятерых, патрулирующих окрестности с блестящими кинжалами, подвешенными к поясам шириной в ладонь.

Меня затолкали в боковую комнатку, куда, прежде чем я начал скучать и карябать свое имя на штукатурке стен, вошел секретарь с явным намерением послать меня туда, откуда я явился.

– Могу ли я видеть Аппия Присцилла?

– Нет. Присцилл принимает своих клиентов по утрам, но мы держим их список. Если тебя нет в списке, у тебя нет шансов на пособие. Если ты арендатор, тебе надо к секретарю по аренде, если тебе нужен кредит – обращайся к секретарю по кредитам.

– Где мне найти секретаря по информации?

Он сделал паузу. Его глаза говорили, что информация тут ценилась.

– Это, возможно, ко мне.

– Информация, за которой я пришел, чрезвычайно деликатного свойства. Присцилл может предпочесть дать мне ее без посредников.

– Он не настолько раним, – сказал его слуга.

Очевидно, Присцилл не слишком много тратил на секретарей. Этот не был каким-нибудь напыщенным греком, что мог говорить и писать на пяти языках. У него было невыразительное североевропейское лицо. Единственным признаком того, что он выступал и в роли писца, была расщепленная на конце тростинка для письма, которую он засунул за кусок коричневой ткани, служивший ему поясом, и пятна чернил на нем.

– Меня зовут Дидий Фалько, – сказал я. Он не посчитал проявить вежливость и спросить меня об этом, но я решил сам быть вежливым.

– Я хотел бы, чтоб ты сообщил Аппию Присциллу, что у меня есть кое-какие вопросы о событиях в доме Гортензиев две ночи назад. Прояснение этих вопросов будет в наших общих интересах.

– Каких вопросов?

– Это конфиденциально.

– Ты можешь мне сказать.

– Возможно, но я не собираюсь.

Секретарь угрюмо свалил, не предложив мне присесть. На самом деле тут не было ни стульев ни скамеек. В комнате были только тяжелые сундуки, видимо набитые деньгами. Любой, кто присел бы на эти ящики, получил бы отпечаток жутких гвоздей, полос и болтов. Я решил сохранить свой нежный зад неклейменым.

Если бы я был адвокатом, судебный служитель только бы успел запустить водяные часы, чтоб отмерить время моего выступления, как мой посланник вернулся.

– Он не желает видеть тебя!

Я вздохнул.

– И что можно сделать?

– Ничего. Тебя не желают видеть. Теперь уходи.

– Давай еще раз это обсудим, – терпеливо сказал я. – Меня зовут Марк Дидий Фалько. Я расследую отравление вольноотпущенника Гортензия Нова, а заодно и убийство его повара…

– И что с того? – издевательским тоном спросил секретарь.

– Таким образом мне кое-кто намекнул, что Аппий Присцилл может быть замешан в эти убийствах.

Услышав обвинение секретарь даже не моргнул.

– Как мне кажется, – намекнул я, – Присциллу могло бы показаться удобным оправдать себя…

– Если он что-то и сделал – ты этого не докажешь! Если бы ты мог что-то доказать – тебя бы здесь не было!

– Это звучит убедительно, но это риторика бандита. А теперь скажи Присциллу следующее: если он сделал это – я докажу это. И когда я докажу, я вернусь.

– Я сомневаюсь в этом, Фалько. А теперь я предлагаю тебе быстро валить отсюда добровольно, потому что если я скажу фригийцам124 выпроводить тебя, то ты можешь весьма жестко приземлиться.

– Передай Присциллу послание, – повторил я, направляясь к двери. Когда я проходил мимо ухмыляющегося писаришки, я быстро повернулся и рывком завел его руку ему за спину, в тот момент, когда он расслабился и потерял бдительность.

– Давай доставим ему послание сейчас, не против? Мы можем второй раз сходить к нему вместе, и мне почему-то кажется, что он не слышал еще о моем сообщении…

Болван начал рыпаться.

– Брось дергаться, или стенографирование в ближайшую пару недель будет делом болезненным…

Я потянул его руку вверх, чтоб подчеркнуть суть своих слов.

– Не принимай меня за идиота – ты не виделся с Присциллом. Ты вышел ровно настолько, чтоб поймать пару вшей у себя.

– Его здесь нет, – задохнулась чернильная душонка.