Созидательный реванш - Юрий Поляков

— Юрий Михайлович, в своей книге «Гипсовый трубач» вы иронизируете по поводу дешевой литературы. Ваш герой тоже подвизается на этой ниве, зарабатывая деньги литературной халтурой. Что лучше: так, как сейчас, — полная свобода и вся эта «литературная пена», или как при советской власти — строгая цензура?

— При советской власти тоже была халтура, просто она была другой. Например, человек поехал на две недели на БАМ и накатал про это плохой роман, как правило, идейно выверенный. В такую халтура цензура редко лезла. Ее всегда занимала серьезная литература, то есть та, которая вбрасывала в общество новые идеи, меняла акценты, взрывала мифы, снимала табу на какие-то темы. Например, мои книги про комсомол, про армию. Нельзя про это так писать! А я написал. Вот со мной и возились — цензура, КГБ и так далее. Литература еще с тридцатых годов предсказывала, что «советский проект» может навернуться, потому что нельзя бесконечно копить не решенные проблемы. Так и произошло. Сейчас тоже есть серьезная литература, которая снимает табу, ставит социальный диагноз обществу. Ее не запрещают, но власть не хочет ее слышать, не хочет признавать этот диагноз, потому что он неутешителен. Он сводится к тому, что сам принцип построения постсоветского пространства: а) аморален и б) алогичен. И это сочетание катастрофично и обязательно приведет к взрыву. Начиная с конца 80-х годов литература «орет»: нельзя на постсоветском пространстве, где было относительное равенство и относительная социальная справедливость, строить общество на вопиющей социальной несправедливости, на тотальном воровстве и абсолютном попрании нравственных норм. Это все навернется со страшным треском. И слава богу, если кто-то на своих яхтах и самолетах убежит, но это будут единицы. И все это понимают. Ведь в момент, когда Ельцин второй раз баллотировался в президенты, билеты за границу были проданы за полгода подчистую. В Болгарию невозможно было уехать, потому что все запаслись на случай, если Ельцина не выберут. Запаслись люди, которые в этом обществе преуспели. Значит, они понимали, что им сейчас начнут отрывать головы? И даже понимали — за что. Разве это нормальное общество? И литература об этом вопиет, и журналистика не молчит, но их не слушают, не желают. Например, мы опубликовали несколько материалов о рейдерской ситуации в Международном литфонде. С цифрами, конкретными персонажами, выписками из банковских счетов и т. д. При советской власти одна эта публикация — и на рогах бы стояли весь горком, прокуратура и все остальные органы. Сейчас — никому никакого дела. Понимаете, чиновник, который не боится быть посаженным в тюрьму за казнокрадство, хуже шахида с бомбами. Вред, который он наносит обществу, гораздо больше, чем вред от терроризма. Пропадает смысл существования государства. У меня на этот счет очень грустные предчувствия.

— В вашем «Гипсовом трубаче» есть такая устаревшая политическая карта: «На ней еще существовал огромный розовый Советский Союз, напоминавший великана, прилегшего отдохнуть после русской баньки, безмятежно подставив врагам свое тугое южное подбрюшье. На ней еще невольно прижимались друг к другу лютые враги — светло-коричневая ГДР и темно-коричневая ФРГ. Лиловая и длинная, как молодой баклажан, единая-неделимая Югославия вытянулась в пол-Адриатики. Не было еще на карте ни спятившей Грузии, ни зарумынившейся Молдавии, ни злобных прибалтийских карликов…»

— Скажите, что не так? (Смеется.)

— Все так, лучше и не скажешь. Почему это происходит? Ведь из всех соседей мы пока окончательно не разругались, наверное, только с белорусами…

— Я вам хочу сказать, что одним из первых проектов в «Литературной газете», когда я пришел, было приложение «ЛАД», посвященное российско-белорусским отношениям. А финансирует его Постоянный комитет Союзного государства. Я, кстати, в своей публицистике несколько раз выступал по поводу наших отношений с соседями. Меня возмущала ситуация, когда все девяностые годы целенаправленно и по возможности в оскорбительной форме отталкивались интеграционные желания Белоруссии, твердое желание Лукашенко не отдаляться, не расходиться. Люди, которые это делали, — в лучшем случае были озабочены своей личной судьбой, но не судьбой России. Оттолкнуть союзника, который традиционно прикрывает нас с Запада, — это или за большие деньги известно откуда, или из какой-то иррациональной ненависти к российскому государству. И в то же время параллельно всячески подпитывалась дармовыми газом, нефтью, различными послаблениями и поощрениями лютая русофобская политика на Украине. Думаете, это случайно? Нет. За то, что Козырев наворотил во внешней политике, в приличных государствах проводят парламентские расследования и сажают. Все это объясняется тем, что во времена Ельцина во власть пришли люди, нацеленные на разрушение не только Советского Союза, но еще и России. К счастью, этот процесс остановился, и тут, надо прямо сказать, во многом благодаря приходу Путина. Кстати говоря, во времена Ельцина я бы никогда не стал главным редактором. Потому что моя государственническая позиция была не то что не востребована, она была хорошо заткнута. Сейчас мы стараемся донести до российского читателя тот позитив, и прежде всего в культурной сфере, который происходит в Белоруссии.

— Вам нравится то, что происходит в Белоруссии?

— Все никогда не может нравиться, но есть объективные показатели. Белорусы сохранили свой промышленный потенциал, у них все работает. Нравится тебе или не нравится, что руководитель летает на вертолете и, приземляясь, спрашивает, почему не засеяно поле, — не суть важно. Почему бы и нашему министру сельского хозяйства не полетать и не поспрашивать: «Зачем вот это поле банк купил? Купил — сей пшеницу. Почему ты земли из оборота выводишь?» В Белоруссии гораздо лучше ситуация с правопорядком, там нет такой жуткой преступности. Там не было такого дикого произвола олигархии, как у нас. И это все на фоне того, что у них нет своей нефти и газа. А вот представьте теперь, что Россия выбиралась бы из-под развалин Советского Союза, как и Белоруссия, без нефти и газа. Да мы уже давно друг друга ели бы. Да, наверное, нельзя выйти из такой разрухи путем вечевой демократии. Да, во всех странах серьезная модернизация и трансформация общества проходила при авторитарных режимах. Ну и что? А у нас при Ельцине был разве не авторитарный режим, когда страной рулили с помощью указов? И никто не упрекнул: ничего себе укрепление парламентаризма при помощи стрельбы из пушек по парламенту!

— Как вы считаете, есть тенденция, чтобы и другие наши соседи, так же как Белоруссия, осознав, что в глобализирующемся мире одним выживать трудно, потянулись бы к России?

— На уровне населения, конечно, эта тяга есть. Ведь все, клеймя и понося Россию, жили за ее счет. Прибалтика — за счет транзитов, Украина — за счет дешевой нефти и газа. И там сейчас, на фоне кризиса, конечно, резко упал уровень жизни. При этом они оказались в орбите Советского Союза, а перед этим в орбите Российской империи не потому, что кто-то плохой так сделал, а потому, что так сложилась история. Все эти геополитические причины по-прежнему никто не отменял. Я уверен, это пространство все равно так или иначе будет консолидироваться вокруг России. Уйдет антирусская риторика, и со временем все вспомнят, что это был один из немногих случаев в истории, когда без всякой войны страны получили независимость. Мы просто сказали: не хотите — не надо. Сейчас, на мой взгляд, главная задача России — всеми способами, жестко выдавливая из себя «козыревщину», которая, к сожалению, засела в нашей внешней политике, добиваться равных политических прав для наших соотечественников, которые остались там жить, и для русского языка. Это станет главным механизмом взаимодействия. Когда русские в Прибалтике будут иметь равные избирательные права, когда на Украине будет два государственных языка, как это положено по всем меркам цивилизованного общества, начнется совершенно другой разговор. Там сразу изменится политический класс, изменится информационное пространство.