Французский садовник - Санта Монтефиоре

Жан-Поль остановился, взял ее за плечи и встревоженно заглянул в лицо.

— Простите, — прошептала она.

— За что? — В голосе Жан-Поля звучала такая нежность, что Ава еще сильнее заплакала.

— Все бесполезно, Жан-Поль. — Она сокрушенно покачала головой.

— Не понимаю.

— Это как закат. Безумно хочется удержать его, но он ускользает.

— Ава…

— Или как радуга, — всхлипнула она. — Можно восхищаться ею издалека, но нельзя… — Она не договорила.

Жан-Поль привлек Аву к себе и пылко поцеловал. Она не нашла в себе сил оттолкнуть его. Закрыв глаза, она отдалась этому пьянящему ощущению. Поцелуй был страстным и нежным, Ава обвила руками шею Жан-Поля и прижалась к нему. Но, как все прекрасное, их поцелуй был недолговечен, словно вздох, и настороженное ожидание неизбежного расставания делало его еще слаще. За восторгом последовало отчаяние, как будто Ава упала вдруг с волшебной радуги в серые тучи. Она подумала о детях и Филиппе, и ее охватило острое чувство вины. Ава отпрянула от Жан-Поля.

— Я не могу, — прошептала она, прижав руку к теплым от поцелуя губам.

Жан-Поль смотрел на нее с выражением безнадежной тоски.

— Не смотри на меня так, я не могу этого вынести. — Протянув руку, Ава коснулась щеки Жан-Поля, холодной и влажной от дождя. — Нам не следовало приезжать сюда. В саду все иначе, там каждый на своем месте, как и должно быть, а здесь нет границ и барьеров, разделяющих нас.

— Но теперь мы уже не можем отступить, — возразил Жан-Поль. — Мы зашли слишком далеко.

— Что же нам делать?

— Не знаю, Ава. Я слышу лишь голос своего сердца. И с каждым днем, с каждой минутой ты все больше завладеваешь мной. Тебе отдаю я свою душу, когда мы вместе. — Ава прижалась щекой к груди Жан-Поля, ее тоскующий взгляд обратился к морю. Горизонт скрывался в туманной дымке. Ава прислушалась к шуму волн, к жалобным крикам чаек, от темных, свинцово-серых вод веяло грустью и безысходностью.

— Это невозможно, Жан-Поль, — сказала она наконец. — Я не могу предать Филиппа. Я и его люблю. И детей… — Голос Авы дрогнул, лицо исказило страдание. — Ничто на земле не заставит меня покинуть их.

— Тогда я вернусь во Францию.

— Нет! — отпрянув, вскрикнула Ава.

— У меня нет выбора.

— Но я хочу вместе с тобой встретить весну и лето. Вместе любоваться садом. Никто не чувствует природу так, как ты. — Она судорожно сглотнула, глядя на Жан-Поля. Его помертвевшее лицо испугало ее, лишило последних сил. — Никто не понимает меня так, как ты.

— Никто не любит тебя так, как я, — резко ответил Жан-Поль, с такой силой сдавив плечи Авы, что она вскрикнула. — Но ты права. — Он разжал пальцы и уронил руки. — Я не могу жить без тебя, поэтому у меня нет выбора. И еще теплится надежда.

— Надежда?

— Надежда, что будет литься дождь, солнце пробьется сквозь тучи и на небе засияет радуга.

Они пытались держаться так, словно никакого поцелуя не было, не касаясь этой темы в разговоре, но воспоминания о пережитом мгновении близости не оставляли обоих. Жан-Поль вкусил райского блаженства и жадно желал большего, а Ава, испугавшись собственного безрассудства, почувствовала облегчение, поскольку у нее хватило сил вовремя остановиться.

Заходить в паб они не стали, им не хотелось есть. Домой ехали в молчании. С моря надвинулась густая мгла, и Ава включила противотуманные фары; руки ее двигались машинально, а мысли витали далеко. Она медленно вела автомобиль, ей не терпелось вернуться домой, к Филиппу, к привычной жизни. Жан-Поль покрутил ручку радио, и салон наполнил звучный низкий голос Мамы Касс[15]. Наконец машина свернула на подъездную дорожку. Ни Ава, ни Жан-Поль не произнесли ни слова. Казалось, они пробуждаются от грез. «Мы не можем обрести все, чего нам хочется в жизни, — подумала Ава. — Я должна ценить то, что у меня есть, и не ставить под удар свою жизнь. Ради детей, ради Филиппа. Жан-Полю нечего терять. Он пришел сюда ни с чем и уйдет ни с чем, но в сердце его навсегда останется след».

Жан-Поль вернулся в свой домик, разжег огонь в камине и, схватив кисть, принялся покрывать холст красками, стремясь излить свою печаль резкими, торопливыми мазками.

Ава вошла в кабинет мужа. Филипп стоял у шкафа, перебирая длинными пальцами корешки книг. Ава незаметно подкралась к нему сзади и обняла.

— Итак, вы уже дома! — весело воскликнул Филипп.

— Ты обедал? — спросила Ава.

— Я нашел кое-какие остатки еды в холодильнике.

— Готова поспорить, эти остатки оказались вкусными.

— Они вышли из рук мастера. — Филипп повернулся к жене. — Тебя, кажется, продуло? — озабоченно проговорил он, заметив покрасневшие глаза и щеки Авы.

— Там была настоящая буря.

— Вижу. — Ава крепко прижалась к мужу. — Ты в порядке, Кустик?

— Все хорошо. Просто немного болит голова.

— Хочешь, я сам заберу детей?

— А ты можешь?

— Конечно. Почему бы тебе не прилечь?

— Так я и сделаю.

— Как поездка? Было весело?

— Да, ничего. Жан-Поль такой милый, — пробормотала Ава, зарывшись лицом в свитер мужа. О Боже, она едва не потеряла то, чем дорожила больше всего на свете. Филипп нежно обнял ее. — Как хорошо, — прошептала Ава, но Филипп даже не догадывался, сколько чувства вложила она в свои слова.

Ава проснулась рано. После поцелуя на морском берегу ей плохо спалось. Сердце бешено колотилось в груди, смятение — пугающая смесь восторга и страха — заставляло кровь быстрее бежать по жилам. Ава лежала, слушая оживленный щебет птиц на деревьях, и думала о саде, пробуждающемся к жизни с наступлением теплой погоды и длинных дней. Рассветные лучи, вливаясь в комнату сквозь щель в занавесках, прочертили светлую полоску на ковре, и Ава в ужасе замерла. Свет означал для нее начало нового дня, наполненного борьбой с Жан-Полем и собственными необузданными желаниями. Работая бок о бок в саду, они, как два магнита, пытались преодолеть мощную силу, притягивавшую их друг к другу. Они о чем-то разговаривали, но в глубине души оба испытывали горькое разочарование. Им приходилось сдерживать свои чувства, держа их в тайне.

Филипп лежал на спине, свободно раскинувшись, согнутая в локте рука касалась уха. Ава повернулась на бок, глядя, как медленно, мерно вздымается и опадает его грудь. Так спят люди, довольные жизнью. Муж не сделал ей ничего дурного, он не заслуживал предательства. Несмотря на частые и продолжительные поездки Филиппа за границу, у них был счастливый прочный брак. Ава нисколько не сомневалась в том, что муж любит ее всем сердцем. Она уважала и ценила Филиппа, всегда и во всем прислушивалась к его мнению, восхищалась его острым, блистательным умом, его прямотой и надежностью, порядочностью и глубокой мудростью. Как можно ставить на карту все это из-за любви к мужчине, который никогда не будет ей принадлежать? Стоит ли терять так неизмеримо много ради одного-единственного мгновения? Ради счастья прокатиться верхом на радуге?