В поисках любви - Кэтрин Кинкэйд

Копыта резво зацокали по камням. Она устремилась следом за Капитаном Джеком, развив на узком карнизе головокружительную, как ей в этот момент казалось, скорость. Из-за спины доносился стук множества копыт. Внезапно раздалось пронзительное, испуганное ржание. За ним последовал отчаянный крик. Оглядываться было слишком опасно. Эмма не посмела остановиться, иначе скачущие за ней сбросили бы ее с тропы. Очевидно, одна из лошадей не смогла перескочить через провал. За ржанием и криком последовали грохот падающих камней и глухой тяжелый удар где-то внизу. Потом воцарилась полная тишина.

– Не останавливаться! Вперед! Не смотреть вниз! – тихо, но властно скомандовал Сикандер. Потом он перешел на урду. Люди, ехавшие позади Эммы, что-то ответили на его вопрос. Никто не остановился, Эмма же так дрожала, что чудом удерживалась в седле. Она чувствовала только сокрушительные удары в груди, эхом отдающиеся во всем ее теле.

Она из последних сил вцепилась в длинную гриву Морганы. Только это и позволило ей доскакать до места, где тропа наконец расширилась, а россыпь камней под ногами лошадей сменилась надежным твердым грунтом. Сикандер остановился и дождался ее. Чтобы остановить Моргану, он схватил ее под уздцы.

– Молодец, Эмма! – Взгляд его голубых глаз был полон восхищения. Потом он наклонился, пытаясь что-то разглядеть в отдалении.

– Кто это был? – спросила она, боясь смотреть туда, куда смотрел он. – Скажи, кто упал.

Он не торопился с ответом. Она пересилила себя и стала считать людей. Все оказались на месте. Люди остались целы, недоставало только замыкавшей караван вьючной лошади, перевозившей тигриную шкуру и пожитки Эммы.

– Простите, саиб, – сказал Сакарам, подъехав ближе. – Мне самому надо было вести лошадь, а не доверять это другому, менее опытному человеку. Мы лишились не только хорошего животного, но и тигриной шкуры, всех вещей мэм-саиб и кое-каких ваших.

– Столик со слоном на месте? – спросил Кингстон, хмурясь. Эмма сразу вспомнила столик, за которым они неоднократно ели и пили. Почему Сикандер так беспокоился о нем? Неужели он украшен настоящими драгоценными камнями и слоновой костью? Или он связан с какими-то дорогими ему воспоминаниями?

– На месте, саиб. Столик у Шумаира. Но мы лишились большого количества съестного. Простите! Все это случилось по моей вине. Я заслуживаю суровой кары. Если вы меня не выпорете, я найму человека, который сделает это вместо вас.

– Прекрати! Я запрещаю всякую порку и другие телесные наказания. Это был несчастный случай, и мы уже ничего не можем изменить. Единственное, о чем я жалею, – это лошадь. Когда мы будем возвращать коней Сайяджи Сингху, я заменю погибшую лучшей из моих лошадей.

– О моем имуществе не беспокойтесь, – добавила Эмма, горюя о своем коврике. – Ничего незаменимого там не было. Остаток пути я преодолею в том, что на мне.

– Мне нет прощения! – не унимался Сакарам. Эмма не переставала ему удивляться. Вряд ли он так убивался, если бы в пропасть свалилась она, а не вьючная лошадь.

– По прибытии в Парадайз-Вью я и так собирался заказать тебе обновы, – напомнил ей Сикандер, когда Сакарам с безупречно прямой спиной развернул свою лошадь и вернулся к остальным. – Нам осталось уже недалеко. Если все будет в порядке, еще несколько дней, и мы прибудем.

– Я сгораю от нетерпения, – призналась Эмма. – Особенно после этого происшествия. Могла ли бедная лошадь выжить после падения?

Сикандер покачал головой:

– После такого «падения невозможно выжить. Высота более трехсот футов, дно пропасти усеяно валунами.

– Триста футов! Хорошо, что я не смотрела вниз, а то еще больше испугалась бы.

– Тебе действительно было страшно? – Сикандер склонил голову набок, заинтересованно ее разглядывая. – А я-то думал, что ты притворяешься: ведь женщинам полагается пугаться в подобных ситуациях!

– Ты хочешь сказать, что сам ни капельки не боялся? Голос у тебя был, конечно, уверенный. Иногда мне даже казалось, что ты наслаждаешься опасностью, хотя мне трудно это себе представить.

– Опасность – это самое интересное, что есть в жизни, Эмма. Когда нет риска, нет и торжества победы! Искать безопасное место и избегать риска – удел слабого. Тот, кто сторонится опасностей, сторонится того самого, ради чего стоит жить.

– Значит, ты в дополнение ко всему еще и философ.

– Нет, просто пытаюсь увидеть смысл в происходящем, – с улыбкой ответил Сикандер. – Ты хоть понимаешь, что всем нам грозила смерть?

– Еще как понимаю! – Они улыбались друг другу, как маленькие дети.

– Но мы выжили! А раз так, то, сдается мне, это неспроста. Значит, была на то какая-то причина.

– Какая же?

Он приподнял одну бровь:

– Может быть, чтобы не бояться рисковать и дальше?

– Возможно, – согласилась она, пытаясь понять, куда он клонит и на что намекает.

– Ты не представляешь, как я рад, что ты тоже любишь риск, Эмма! – Сикандер подмигнул ей, улыбнулся и поскакал вперед. Их ждал Парадайз-Вью.

Через четыре дня путешественники подъезжали к плантации. Они пробирались сквозь заросли джунглей, как вдруг из-за поворота дороги открылся вид на владения Кингстона. Увиденное показалось Эмме миражом: перед ней раскинулся комплекс розовых построек, напоминающий Тадж-Махал. Сооружение было так похоже на то, что она видела на картинках, что Эмма остановилась, не зная, восторгаться или недоумевать.

Сикандер развернул коня и подъехал к ней:

– В чем дело, Эмма? Что-то не так?

– Это и есть твой дом? – Она указала на легкую двухэтажную постройку с куполом, в точности повторяющую восьмиугольной формой и четырьмя минаретами по углам один из знаменитейших памятников индийской архитектуры.

Строение возвышалось среди джунглей, как порождение мечты, замок из слоновой кости, восхитительный образчик красоты и изыска, от вида которого у Эммы захватило дыхание. Она увидела скачущих по лужайкам газелей, прогуливающихся фазанов с роскошным оперением, синекрылых бабочек, порхающих среди великолепных цветов. Тихо журчали два симметрично расположенных фонтана.

Как ни велико было впечатление, произведенное на Эмму домом Сайяджи Сингха, то, что она увидела сейчас, превосходило все ее ожидания. Особенно потряс ее контраст между продуманной в деталях, утонченной архитектурой и дикими буйными зарослями джунглей, подступающих вплотную к дворцу. Неожиданно Эмма почувствовала умиление: почему все здесь кажется ей таким знакомым, таким любимым, если она видит это впервые в жизни?

Сикандер, внимательно наблюдавший за ней, спросил:

– Нравится? Некоторые называют мой дворец воплощением безвкусицы и упрекают в желании похвастаться. Но я всегда восхищался чистотой линий и простым величием Тадж-Махала и попробовал его воспроизвести на свой манер. Мрамора я не смог себе позволить – отдельные места не в счет, – пришлось использовать песчаник и дерево. К тому же мой вариант меньше размерами. Впрочем, здесь живу только я и мои дети, а теперь будешь жить и ты. За двором находятся постройки, в которых живут слуги, помещения для гостей…