В поисках любви - Кэтрин Кинкэйд

Ни одна женщина, даже такая сообразительная, как Эмма, не сумела бы справиться с огромной плантацией посреди джунглей. Но ей не придется задаваться вопросом: получится ли это у нее? С документом покончено! Теперь ей ни за что не доказать, что земля принадлежит не ему, а ей.

Алекс покинул палатку с радостным убеждением, что сделал для Эммы благое дело. Лишившись документа на Уайлдвуд, она перестанет питать беспочвенные надежды и посмотрит в лицо реальности. Ее реальностью стал теперь он. Все остальное было не в счет.

Проснувшись, Эмма сладко потянулась. Никогда в жизни ей еще не было так хорошо. Какое-то время она лежала неподвижно, пытаясь понять причину этого состояния. Потом она все вспомнила, испуганно оглянулась и с облегчением поняла, что Кингстона нет в палатке. Ненаглядному Сикандеру хватило ума уйти – надо надеяться, до того, как кто-нибудь смог его увидеть. Вряд ли она вынесла бы осуждающую мину на аскетической физиономии Сакарама.

Ей даже не хотелось думать, что было бы, если бы слуги узнали – и, Боже сохрани, обсуждали! – о случившемся ночью в ее палатке. Она слышала о мэм-саиб, которые настолько презирали своих индийских слуг, что ходили перед ними голыми. Эмма так никогда не поступила бы. И хоть она не слишком одобряла Британскую империю, однако считала себя ее представительницей и не могла себе позволить безнравственных поступков.

Эмма не жалела о своей любви с Сикандером. Она была готова снова заняться тем же самым. Как это было чудесно! Раньше она и не подозревала, что это может быть так… Жмурясь от яркого солнечного света, Эмма перебирала в памяти события великолепной, полной восторгов и неги ночи.

Вспоминая действия Сикандера, как, впрочем, и свои, она краснела. Мысленно вернувшись к тому восхитительному моменту, когда состоялось их соитие, она поняла, чего была лишена на протяжении стольких одиноких лет. Сначала ей было больно, но потом она познала величайшее наслаждение в жизни.

Но наступило утро, близилось время продолжать путь. Сикандер, наверное, в нетерпении ждет, когда она появится, однако будучи джентльменом, не поторопит ее, давая лишнее время, чтобы прийти в себя.

Она со вздохом потянулась за ночной рубашкой. «Что дальше, Эмма? Как ты поступишь теперь?»

Неприятное ощущение в интимном месте служило ей напоминанием, как много изменилось в ее Жизни. Но много ли? Они с Сикандером ничего друг другу не обещали, не строили планов на будущее, не давали клятв. Просто оба поддались взаимному притяжению.

«Эмма Уайтфилд, тебе уже достаточно лет, чтобы не делать поспешных заключений и не предаваться безумным мечтам! – Она томно потянулась за щеткой и стала расчесывать волосы. – То, что мужчина лег к тебе в постель, а ты его не прогнала, еще не означает, что он торопится на тебе жениться. Ты ведь не наивная юная мисс, не ведающая, что творит. Ты сделала это сознательно, не питая никаких иллюзий. Разве Рози не предупреждала тебя о репутации Кингстона?»

Но сколько она ни призывала себя к трезвому взгляду, в ней продолжала теплиться надежда, что она не просто очередная победа изощренного покорителя дамских сердец. Она небезразлична Кингстону. Иначе откуда такая обходительность, нежность, страсть? Причина их близости – не одно желание. Тут наверняка замешано что-то еще. Впрочем, инстинкт подсказывал, что она совершит ошибку, проявив излишнюю требовательность и настойчивость. Такой напор может его отпугнуть.

Она сама не знала, чего еще желать, чего ожидать. Стать его женой? Но ведь вопрос в том, в какую жену он захотел бы ее превратить по этому поводу оставалось только строить догадки. Лучше сохранять сдержанность, наслаждаться сегодняшним днем и не заглядывать в будущее. Пока что с нее хватало и того, что она желанна Александру Кингстону. Это было чудо! Кто бы мог подумать, что у некрасивой, чопорной Эммы Уайтфилд появится возлюбленный – да какой! Красивый, могучий, чуткий любовник, в присутствии которого у нее начинается головокружение! Не кощунственно ли просить у судьбы чего-то еще?

«Живи сегодняшним днем, Эмма! Настал новый день. Умойся и приготовься к дороге».

Отложив щетку и рубашку, Эмма вспомнила про кувшин с водой, не пригодившийся ей накануне вечером. Она нагнулась за ним – и вскрикнула: пустой кувшин лежал на полу. Разочарование сменилось ужасом, когда она подняла свой бесценный документ. Он был бесповоротно испорчен: вместо строчек она увидела растекшиеся пятна чернил. Написанное с обеих сторон уже нельзя было прочесть. Ее документ, описание владений, карта, все до одной буквы – все погибло!

Как это могло случиться? Кто это сделал? Сама она не могла зацепить кувшин. Значит, Сикандер? Она вспомнила, как он сбросил башмаки и стянул брюки, прежде чем улечься рядом. Беда могла случиться и сегодня утром, когда он подбирал свою одежду, прежде чем выйти. Кувшин могла опрокинуть и какая-нибудь мелкая тварь – ящерица или змея. Надо было быть осторожнее!

Непромокаемый чехол валялся на прежнем месте; даже не дотронувшись до него, она знала, что камни никуда не делись. Пострадала только самая главная ее драгоценность – документ.

Все пропало!

Ее охватило неодолимое желание увидеть Сикандера и поделиться с ним новостью о катастрофе. Он, правда, никогда не придавал ее документу значения – ну и пусть! Она должна была кому-то излить свое горе. Как тщательно она берегла эту бумагу, чего только не делала, чтобы она не пострадала, – все тщетно!

Кое-как одевшись, вся в слезах, она выбежала из палатки и бросилась на поиски Сикандера. Он оказался неподалеку; при ее появлении он протянул ей дымящуюся кружку. Но стоило ему увидеть ее лицо – и он помрачнел. Опустив кружку, он отвел ее в сторону от баньяна, под которым Сакарам колдовал над завтраком.

– Что случилось, Эмма? У тебя такой вид, словно ты лишилась лучшего друга. – Он понизил голос. – Надеюсь, ночь тут ни при чем?

Она так энергично замотала головой, что у нее рассыпались волосы.

– Вот, посмотрите! – Она протянула ему бумагу с расплывшимися чернилами. – Все, что осталось от документа.

– Что это? – Он поставил свою кружку на ящик, взял у нее смятый листок и попытался его разгладить. – Это твой документ на владение Уайлдвудом? Что с ним произошло? Я думал, он лежит у тебя в непромокаемом чехле. Неужели он так вымок во время вчерашней переправы?

– Нет. Вчера вечером он был в полном порядке, только уголки отсырели. Я вынула его, чтобы просушить, но потом, ночью, кто-то, видно, опрокинул на него кувшин с водой и… Ты сам видишь.

У нее задрожали губы, казалось, она вот-вот разрыдается. Ей очень хотелось по-детски выплакаться, но ее натура восставала против такой слабости.

Выражение лица Сикандера свидетельствовало, что он ей сочувствует. Синие глаза глядели огорченно. Еще в них мерцал огонек понимания, словно до него только сейчас дошло нечто важное.

– Эмма! Эмма, любимая, прости меня! Это наверняка моя работа. Я искал в темноте башмаки и опрокинул кувшин. Я помню какой-то звук… Я не обратил внимания, только испугался, как бы шум не разбудил тебя.