Прекрасное зло - Энни Уорд

Я впервые слышала о шестерых убитых. Прикрыв рот руками, я ждала.

– Спроси меня. Я был в то время на Кипре. В бассейне. Плавал на матрасе с бокалом водки с апельсиновым соком в руке, куря сигарету и слушая музыку. Ждал, когда нагреются угли для барбекю. Я даже не ответил Джону или Эбби, потому что мне и в голову не пришло проверить свои входящие. Это я должен был встретиться с их семьями, рассказать им обо всем и извиниться. Должен был вместе с ними оплакивать смерть их сыновей, мужей и отцов. Это я должен был им сказать. Постучаться в дверь и принести свои извинения. Но я был у бассейна! Можешь себе представить, в какой ярости были бы их жены и дети, если бы увидели меня там? Гревшимся на солнышке, пока моих парней тащили на казнь?

– Иэн, – сказала я, вновь пытаясь коснуться его, однако он вновь не дал мне этого сделать. – Почему же ты мне раньше об этом не рассказывал?

Прислонившись спиной к стене, Иэн съехал по ней вниз, сев на корточки.

– Ты даже не представляешь себе, Мэдди, сколько всего я тебе не рассказывал. Даже не представляешь.

* * *

Мы с Иэном не разговаривали несколько дней. Я избегала его, передвигаясь по дому тихо, как мышь. Проскальзывала в нашу комнату, когда слышала, что Иэн спускается в подвал. Подолгу оставалась в доме у родителей. Наконец одним ранним утром я проснулась и увидела, что Иэн стоит у моей кровати.

– Я возвращаюсь к работе, – сказал он.

Корпорация «Атлас» предложила ему должность независимого подрядчика, задачей которого была оценка безопасности коммерческих объектов по всему миру. Через несколько недель он должен был отправиться на два месяца в Казахстан проверять уровень защищенности нескольких нефтедобывающих комплексов.

За несколько дней до своего отлета Иэн стал приходить ко мне по вечерам. Обнимал меня за талию и, целуя в макушку, говорил:

– Лепесточек. Мы сможем с этим справиться. Мы справились с тем, что я покинул тебя в Македонии и не встретил в Боснии, разве нет? Это не столь страшно.

«Да уж, – хотелось сказать мне. – Посмотри, как ты ко мне относишься. А я по-прежнему остаюсь с тобой. Посмотри, сколько раз я тебя прощала».

Но я этого не сказала. Я по-прежнему любила его, да и женаты мы были всего год. Было еще слишком рано называть наш брак несчастливым.

В вечер перед его отъездом мы засиделись допоздна. Иэну нравилось вновь и вновь рассказывать мне о том, как он влюбился в меня с первого взгляда, но при этом подумал, что я слишком хороша для него. В ответ я говорила ему, как сама отчаянно мечтала о нем все годы нашей разлуки. Эти разговоры превратились у нас в своего рода семейную традицию. Мы словно были актерами на нашей собственной маленькой сцене, играя роли в пьесе о нашем волшебном романе. В ту ночь мы воссоздали наши первые дни в «Хадсоне». Сидя на диване, мы с упоением смотрели «Игру престолов», обильно заливая просмотр вином и водкой, дымя сигаретами и без остановки занимаясь сексом. Я поняла, что беременна, еще до возвращения Иэна.

А потом…

Родился Чарли.

* * *

После родов я от изнеможения провалилась в глубокий сон. Проснулась я оттого, что Иэн и медсестра орали друг на друга. Помню, как я подумала: «Боже, Иэн и правда с ней ругается!»

Попытавшись сесть, я почувствовала себя так, словно швы, наложенные мне после кесарева, разошлись. Должно быть, я громко закричала, потому что и Иэн, и медсестра замерли, обернувшись ко мне. Я поняла, из-за чего они сцепились – из-за маленькой белой открытки, обычно прилагающейся к букетам при доставке.

Однако букета мне никто не преподносил.

Схватив эту открытку, Иэн произнес тихо, но твердо:

– Я не хочу ее расстраивать.

Медсестра, крупная рыжеволосая дама, выглядевшая так, словно была не прочь выйти на улицу и выяснить отношения с Иэном на кулаках, ответила:

– Она имеет право знать, что кто-то угрожал ее ребенку. Мы должны позвонить в полицию!

Мне было очень больно. Перед глазами у меня плавали белые точки. Я чувствовала себя так, словно меня ударили ножом. На полу царил полный беспорядок. Это привело меня в замешательство. Повсюду валялись осколки стекла, искусственный мох и черные лепестки. Иэн все никак не отпускал руку медсестры. На секунду, сквозь вспышки ослепляющей боли, мне показалось, что Иэн плакал.

Нет. Такого быть просто не могло. Иэн никогда не плачет.

* * *

Проснувшись в больничной палате и увидев, как Иэн ссорится с медсестрой из-за открытки к композиции из черных цветов, валявшихся теперь на полу, я почувствовала себя совершенно разбитой, ужасно огорченной и очень испуганной. Из-за большого количества препаратов я ощущала слабость и, честно говоря, у меня не было никаких сил на то, чтобы спорить с ним из-за этой проклятой открытки. Пока мы ехали домой, я берегла голос, каждые несколько секунд поглядывая то на кукурузные поля за окном, то на ровным счетом ничего не выражавшую серую спинку детского креслица, которое было установлено на заднем сиденье. Я отчаянно хотела добраться домой и наконец увидеть личико своего ребенка.

Иэн болтал без умолку.

– Не о чем волноваться, Мэдди. Эта открытка… Честно, Мэдди, говорю тебе: это чья-та идиотская шутка. Вероятно, со стороны кого-то, кому я не нравлюсь и кто хотел испортить нам торжественный момент. Но мы ведь не позволим этому случиться, правда, Лепесточек? Не позволим кому-то сделать это с нами.

– Что в ней говорилось?

– В открытке?

– Да, в гребаной открытке!

– О, что-то вроде «надеюсь, твой дурацкий ребенок не будет давать тебе спать по ночам». Что-то вроде этого.

«Надеюсь, твой дурацкий ребенок не будет давать тебе спать по ночам». Я покачала головой.

– Ты врешь. Это нелепо.

– Нет, не вру. Там было что-то вроде этого.

– Это была Фиона, – сказала я, в действительности думая о Джоанне.

– Нет, не она. Это была чья-то идиотская шутка. Забудь об этом.

Однако я четко видела, что его эта открытка задела за живое не меньше, чем меня.

* * *

Иэн отказался от предложения девяностодневной работы в Саудовской Аравии, чтобы находиться рядом со мной до и после рождения Чарли. Это было хорошо, потому что после инцидента в палате мне все никак не становилось лучше. Через три дня после выписки из больницы у меня по-прежнему была температура. Я пила то парацетамол, то ибупрофен и начинала подозревать, что мне занесли инфекцию во время кесарева сечения и она оказалась очень серьезной. Я вызвала врача на следующее утро, поскольку не была уверена, что смогу справиться сама.

Я проснулась и потянулась к Иэну, зная, впрочем, что лежу в кровати одна. Моя рука скользнула по простыне, пропитанной потом после его короткого отдыха, когда он, ворочаясь, пытался заснуть рядом со мной. Моя температура подскочила еще сильнее. Стоявшая рядом маленькая кроватка Чарли тоже была пуста. Их не было обоих. Ощутив прилив адреналина, я в панике подскочила. Я пыталась мыслить здраво. Несомненно, Чарли был с Иэном. Однако эта мысль не приносила мне облегчения.