Пограничники Берии. «Зеленоголовых в плен не брать!» - Владимир Першанин

Остаток диска вылетел длинной очередью, а пулеметчик сунулся головой в кусты, боясь, что снова начнут стрелять. Он не видел, как, вскрикнув, свалился сапер. Две пули угодили ему в поясницу, раздробив кости таза и прошив кишечник.

Николай наклонился над ним. Парень был еще жив. Тянул к нему руку, и глаза не потеряли живой яркости. Но, бросив взгляд на разорванный живот и расплывающуюся лужу крови, понял, что жить ему осталось считаные минуты.

– Я могу понести, – остановился рядом Зиновий Лыков. – Кажется, не стреляют.

– Он мертвый, Зиновий. Возьми его вещмешок и винтовку. Ну, быстрее!

Стрелял пока лишь один из хуторских парней, посылая пули куда попало. Мальцев столкнулся взглядом с глазами шофера. Тот немного успокоился, машину удалось потушить, а трупы вокруг чужие, до которых ему нет дела.

Увидев направленный на него ствол винтовки, попятился, отчаянно замахал руками:

– Не надо… не надо больше убивать.

Пуля опрокинула его на траву рядом с пробитой шиной. Двое других артиллеристов, пригнувшись, бежали прочь. В них выпускал пулю за пулей Зиновий Лыков.

– Уходим, Никола! – кричал он, забивая новую обойму.

– Машину сжечь… к чертовой матери.

От пуль грузовик не загорался. Тогда Мальцев бросил под бензобак РГД. Пламя выплеснулось из разорванного бака, шипя, горела свежая трава. Шофер отползал, подтягиваясь на локтях. Сапоги и промасленные брюки горели, немец захлебывался от крика.

Не выдержав, убегали хуторские парни. Ворочался, держась за голову, эсэсовец в красивой, облепленной грязью форме.

– Добей его, – приказал Мальцев Зиновию. – Автомат, магазины забери.

– А этого… усатого?

– Черт с ним. Пусть сыновей хоронит.

Они вернулись к месту стоянки уже на закате. Втроем, меняясь, несли два тяжелых цинковых ящика с патронами, пулемет, автомат, магазины к нему, гранаты. Костя Орехов, с перевязанной опухшей рукой, одолевал шаг за шагом.

Временами его брали под руки и вели. Затем он собирался с силами и шагал сам. Гимнастерка на спине была мокрой от пота, крупные капли стекали по лицу. На стоянке его подхватили санитары и повели к хирургу Елене Викторовне.

Старшина Будько, расторопный, умеющий найти выход из любого положения, тоже потерпел неудачу. Его группа наткнулась на немецкий патруль, была обстреляна и потеряла двоих человек. Рискуя, он обшарил на обратном пути застрявшую в низине целую вереницу брошенных повозок.

Местные хуторяне поковырялись здесь хорошо и мало что оставили. Обнаружили в траве штук семьдесят патронов и две гранаты. Из еды насобирали десятка полтора размокших пшенных брикетов и сплющенную коробку растаявшего комбижира, килограмма два.

Наталья Викторовна прочистила Косте Орехову рану. Зашила, перевязала остатками бинта.

– Плохая рана. Клочья гимнастерки вбило, инфекция сильная. Завтра опять чистить будем.

Сержант Орехов ее не слышал, он погрузился в тяжелое беспокойное забытье. Измерив пульс, Руденко покачала головой и приказала единственной, оставшейся в санчасти медсестре Ольге Голубевой:

– Сегодня ночью будете дежурить по очереди с санитаром. После двенадцати ночи мерить раненому пульс каждый час и обязательно будить. Крови много потерял. Заснет и не проснется. Я рядом буду.

Потом поглядела, как повар готовит варево из брикетов, добавляя туда завонявшийся комбижир. Закурила цигарку (последний табак выгребла из кисета) и отрывисто спросила Ивана Журавлева:

– Четверо погибли, и трое от ран умерли, пока вы эти брикеты да порченый жир из грязи выковыривали. Сегодня в ночь еще двое раненых наверняка помрут. Костю постараюсь спасти. Но ты собираешься что-нибудь предпринять? Я тебе от нечего делать на целый лист список составляла? Медикаменты нужны, йод, марганцовка, еда нормальная. Спирт для обеззараживания. Бинты по три раза стираем. И не мылом, а золой. Они уже между пальцев расползаются.

Иван Макарович Журавлев, сцепив зубы, молчал.

– Ну-ну, молчи. У меня граммов двадцать дареного «шипра» осталось, чтобы рану Косте Орехову обработать. А перевязывать его собственной нательной рубашкой буду. Постираю, разрежу на полосы. На завтра хватит. А на послезавтра не уверена.

– Ладно, все я понял. Хватит повторять.

– Ну и что собираешься делать?

– Воевать. Забрать все, что надо, у немцев.

Руденко поняла, что с дальнейшими вопросами к начальнику заставы лучше не лезть.

Гибель сразу четырех бойцов во время осторожных поисков боеприпасов и еды резко изменила настрой капитана Журавлева. Казалось, нечего и сравнивать их смерть с гибелью целого полка во время прорыва и последующих жестоких боев.

Людей теряли каждый день. Но эти четверо, убитые в относительный период затишья, когда остатки полка затаились, отходя от ран и усталости, показали, что покоя, даже короткого, в окружении не будет.

К раздраженному выговору, который выдала Журавлеву обозленная военврач Руденко, прибавился неприятный разговор с особистом Лесковым. Майор придержал Николая Мальцева и отчитал его в присутствии начальника заставы.

– Ты не забыл, что в пограничных войсках служишь?

– Никак нет, товарищ майор.

– И, кажется, отделением командуешь?

– Так точно.

– А почему вел себя, как зелень необученная? Забыл, что война идет? Наплел тебе несчастный пастушок небылиц про хозяев-эксплуататоров, ты даже прослезился от сочувствия. Иди, парень, и коров хозяйских забирай. Застава сытая, здоровая, ей жрать не надо, чтобы немцев бить.

– Ну, пожалел я его, – выдавил Мальцев. – Перехитрил он меня.

– Ты чего слюни пускаешь? Перехитрил, пожалел… Двое ребят погибли, и дружок твой, Орехов, выживет ли, нет? Ты на прогулке себя вообразил, забыл, что война насмерть идет?

Журавлев первый раз видел начальника особого отдела в таком состоянии. И дело было не в Мальцеве, который попал под горячую руку. В отличие от большинства, майор Лесков вел свою войну уже два десятка лет. Дважды был ранен в Туркестане. Насмотрелся на закопанных живьем в колодцах пограничников и местных активистов.

Однажды, попав в засаду, сутки отбивались от басмачей с остатками взвода в полуразрушенной мечети. Помощи ждать было не от кого, считали последние патроны. Мимо проносились всадники, швыряя на ступени мешки с отрезанными головами товарищей. Спаслись тогда случайно.

И позже, выполняя задание в Маньчжурии, чудом вырвался из полицейского участка. Задушил двоих охранников пальцами с вырванными ногтями. Сбил замок соседней камеры, позвал троих пленных китайцев:

– Пошли вместе…

Трое показали на разбитые колотушкой ступни (сломали кости, чтобы не убежали) и попросили винтовку.