Трущобы империй - Василий Сергеевич Панфилов

Они сливались воедино, расплывались и несли всякую чушь. В моменты просветления он понимал, что это галлюцинации. Но когда галлюцинации приходили снова, они казались такими естественными…

– … льда, да-да, – сообщил ему врач, склонившийся над койкой. Лицо врача приобрело внезапно черты Фреда и произнесло на русском:

– Лечиться вам надо, батенька.

– Надо, – согласился Алекс и заснул.

Пятнадцатого июля наступил перелом в выздоровлении, попаданец встал. Слабый, покачивающийся едва ли не от дуновения ветра, чувствовал он себя при этом вполне прилично.

Принюхавшись к себе и брезгливо поморщившись, рявкнул:

– Воды сюда! Мыться буду!

– Добби сейчас! – В палатке возникла лопоухая лысая голова слуги Фокадана. Вот же… чудо. Когда месяц назад увидел этого свободного негра, нанимавшегося в войска на нестроевую должность, то был поражён – ну как есть человеческая версия домового эльфа из знаменитого фильма[156]!

Заговорил из любопытства и взял в итоге слугой. Числился Добби по военному ведомству, и как-то очень сложно – вроде как служил в другой части, но постоянно прикомандирован к майору, причём не напрямую, а через два ведомства. К слову, звали его как-то иначе, но голова попаданца отказывалась запоминать настоящее имя слуги, так что тот остался Добби.

Бывший лакей одного из плантаторов оказался не самым плохим приобретением – несколько ленивый, что вообще свойственно для домашних слуг, это да. Зато грамоту знает, может ухаживать за лошадьми, чистить одежду, неплохо готовить. Алекс не совсем разобрался в былых обязанностях слуги, да и не интересно, если честно. Справляется, ну и ладно. Тем более, обязанностей у того немного – слуги у попаданца никогда не было, а почистить сапоги и постирать-заштопать одежду не так-то сложно.

Помывшись с помощью Добби, майор с наслаждением оделся в нательное бельё, не став накидывать поверх оного даже штаны, не говоря уже о рубахе. Несколько неприлично по нынешним временам, ну да на войне можно. Тем более, болящему.

Выйдя из палатки, жестом приказал часовому молчать, и пошатываясь прошёл за стол под полотняным навесом, защищающим от солнца. Подбежавшего штабного повара, счастливого выздоровлением одного из любимых командиров, озадачил сразу.

– Ухи. И чтоб знаешь, такая…, – Фокадан зажмурился мечтательно, но каким-то неведомым путём сумел передать повару своё виденье той самой ухи. Час спустя он ел, дуя на горячий бульон и жмурясь от удовольствия под умилённым взглядом повара.

С этого дня пошло стремительное выздоровление. Единственное, что крепко огорчало попаданца, так это потерянная мышечная масса. Едва перестал напоминать ходячую швабру… и вот опять.

Появилась ещё одна проблема, скорее позабавившая его – Алекс вырос. Вроде как провалялся всего ничего, а вот поди ж ты – уже за шесть футов[157] рост перевалил. Он и так после попадания немного подрос, а тут снова… Но особой беды в том не видел – одежда в этом времени шилась с небольшим запасом. Мало ли, потолстеет человек через десяток лет, так что ему – гардероб менять[158]? Этак никаких денег не напасёшься!

Тридцатая глава

Газета старая, но попаданец всё ещё не привык к информационному голоду. Радио, интернет, телевиденье… мозг привык обрабатывать огромные массивы информации, пусть и очень поверхностно, и не собирался отказываться от этой привычки.

Алекс читал буквально всё, начиная от серьёзных статей с попытками анализа сложившейся политической ситуации, до заметок о моде. Тем паче, что сейчас как раз такой период, когда все необходимые инженерные расчёты сделаны, задачи подчинённым заданы и… делать особо нечего.

Но и далеко не отойти, поскольку офицеры и сержанты время от времени подходили с какой-то текучкой, дёргая его. Имелась бы под рукой техническая или юридическая литература, занялся бы самообразованием – после войны попаданец твёрдо вознамерился отучиться на инженера. А то смешно ведь – столько интересных идей из будущего, а вот с воплощением оных в реальность совсем грустно.

Идея по нынешним временам – так… Нужно уметь просчитать экономический выхлоп от неё, понимать юридические формальности патентного дела, технологичность процесса… Так-то даже автомат Калашникова можно сделать в девятнадцатом веке. Другое дело, стоить он будет!

Полезной литературы, не вызубренной наизусть, у него не осталось. В лагере с этим также глухо, большая часть офицеров, из книг держала разве что Библию или какой-нибудь молитвенник. В лучшем случае – томик поэзии или душещипательный роман. Ну и как вариант – порнографические открытки.

Оставалось только сидеть под навесом на раскладном парусиновом стуле, читать старую прессу и время от времени окидывать взглядом полководца фронт работ.

– Российская Империя декларировала свой нейтралитет в войне между законным правительством Севера и мятежниками Конфедерации, – прочёл он вслух зацепившие его чем-то корявые строки с претензиями на изысканность, смешными для глубоко провинциальной газеты.

Алекс, не веря глазам, ещё раз перечитал заметку, в которой как о свершившемся и всем известном факте писали, что Россия отошла в сторону, больше не поддерживая Север в Гражданской Войне.

Обиженный этим автор статьи весьма едко прошёлся по России, её внешней политике и императорской семье. К критике Родины попаданец отнёсся равнодушно, императорскую семью он и сам не уважал, да и на мнение не слишком грамотного писаки плевать.

– Стоп-стоп-стоп! – По въевшейся студенческой привычке, особо сложную информацию он проговаривал вслух, – что же меня зацепило? Так…

«… циркулирующие в Петербурге слухи, сообщённые в письме нашему корреспонденту, говорят якобы о том, что на императора оказали давление некие добровольцы, воюющие в священной для нас войне как на стороне законного правительства в Вашингтоне, так и со стороны мятежников.

Источники сообщают, что якобы эти добровольцы возмущены Бесчеловечной тактикой Выжженной земли, использующейся нашими войсками, а с недавних пор ставшей основной для генерала Шермана.

Разумеется, сии пасквили можно считать бредом: всем нам понятно, что войны ведутся самыми жестокими методами, и что тактика Выжженной земли, несмотря на кажущуюся жестокость, скорее милосердна. Да-да, дорогие читатели – милосердна!

Наше излишне рыцарское поведение только затягивало войну, на которой гибли люди. Войну, от которой страдает экономика обеих сторон…

А кажущаяся жестокость бьёт по экономике мятежников, сокращая тем самым длительность боевых действий. Так что как бы странно это не звучало, но генерал Шерман предложил свою тактику из человеколюбия.

Так что данные слухи, распускаемые нашими недоброжелателями, для Российской Империи скорее повод выйти из конфликта. Добровольцы же скорее всего представлены небезызвестным Френсисом Пикенсом[159] и его сторонниками.

Как ни печально это говорить, но наши недавние союзники оказались нестойкими, неготовыми идти до конца. Давление Англии и Франции, формально поддерживающих мятежников, все-таки подействовало на Русского Медведя.

Не будем