Эвита. Женщина с хлыстом - Мэри Мейн

Несмотря на все свои разочарования, Эва не была феминисткой. Если она продвигала в Аргентине женскую идею, то лишь потому, что так она продвигала вперед свою собственную карьеру и перонизм. Она высмеивала феминистских лидеров и утверждала, что своими «неудачами» они обязаны тому, что пытаются подражать мужчинам; место женщины – дома, – заявляла она так же твердо, как любая викторианка, и она отстаивала свое убеждение, что мужчины «в определенном смысле» выше женщин, – убеждение, которое никоим образом не ограничивало ее личной активности.

Поскольку Эва в своей личной карьере шла вперед, огромное число женщин, более заинтересованных в собственном продвижении, нежели в правах женщин вообще или в их социальной поддержке, перешло на ее сторону. Они в основном происходили из той среды, где женщины до сих пор могли только учительствовать или – реже – занимать мелкие должности в социальных службах. Возможно, из-за разочарований и трудностей, встающих в Аргентине перед женщиной, решившей самой делать карьеру, эти сеньориты практически образовали новый тип женщин-бюрократов, сама внешность которых была почти одинаковой; их изящные платья и тщательно продуманные прически защищали владелиц своей респектабельностью; эти женщины пудрились чересчур светлой пудрой и слишком ярко красились, используя одежду и макияж, словно оружие, которое они никогда не сложат. Зачастую сделать карьеру этих женщин заставляли сложные жизненные обстоятельства, но неуверенность в своем положении кроила их всех по одному стандарту, и всякое проявление индивидуальности подавлялось необходимостью выглядеть определенным образом и в первую очередь – респектабельно. Фонд Эвы Перон и Перонистская женская партия предоставляли этим женщинам возможность получать большую зарплату, но не давали духовной независимости; больше, чем когда-либо, их карьера зижделась на полном подчинении. В 1949 году в театре Сервантеса в Буэнос-Айресе проходил конгресс Перонистской женской партии, на котором около полутора тысяч этих женщин приветствовали Эву с энтузиазмом, граничащим с истерией; единственным присутствовавшим на конгрессе мужчиной был Мерканте, но его полностью игнорировали. Некоторые из них в самом деле были фанатически преданы Эве, но большинство этих «senoritas» – многие из них были «сеньорами», но все они были в определенном смысле сама невинность – слишком близко столкнулись с ее режимом, чтобы сохранить свои иллюзии, и если они и обожали ее, то не как спасительницу отечества, но как женщину с головой, сделавшую неплохую карьеру. Это были не те женщины, которые были готовы пасть на колени при ее приближении и устилать ее путь розами, и к тем, кто так делал, они не испытывали ничего, кроме презрения.

Однако же, несмотря на то, что они получали неплохие зарплаты, пенсии и премии, им не позволялось никоим образом себя рекламировать. Среди подписей под десятками тысяч фотографий, которые публиковала Эва, почти не встречались упоминания каких-либо имен, кроме Перона и ее собственного; иногда только в прессе мелькали имена Мерканте, Алое, Эспехо или кого-нибудь из ее любимчиков-перонистов, еще реже упоминалось имя хотя бы одной из их жен; но женщины, которые работали на Эву в Перонистской женской партии, всегда оставались безвестными.

Перонистская женская партия оставалась полностью независимой от мужской Перонистскойпартии; Эва лично была ее президентом, и у партии были свои собственные штаб-квартиры, разбросанные по всей стране. Накануне выборов штаб-квартиры Перонистской партии открылись в Буэнос-Айресе почти в каждом квартале, и их дублировали штаб-квартиры «партии Эвы» – как можно было с уверенностью назвать женскую партию. При свете дня они пестрели бело-голубыми вывесками, перонистскими гербами и многочисленными портретами Эвы, а по ночам ярко сияли огнями, хотя улицы, где они располагались, освещались весьма скудно. Почти все плакаты с изображением Эвы были одинаковы: ее голова грациозно наклонена, на губах играет приклеенная благосклонная улыбка; из-за ханжеского выражения лица эти плакаты очень сильно напоминали плохо выполненную рекламу жевательной резинки или зубной пасты и никак не воздавали должного ни красоте Эвы, ни ее элегантности. Маленькие портреты были вырезаны в форме сердца, подобно открыткам в День святого Валентина, и из них складывали сердца большего размера.

Поскольку избирательное право для женщин стало законным, женщинам пришлось пройти поголовную регистрацию – голосование в Аргентине было обязательным; им выдали маленькие книжечки для голосования, столь же необходимые для всякой работницы или бизнесменши, как мужские libreta de enrolamiento[32], чрезвычайно полезные в качестве инструмента контроля. В этих libretas не было упоминаний о возрасте, но они различались сообразно году рождения! Поскольку многие женщины не успели зарегистрироваться в установленный срок, Эва непосредственно перед выборами назначила новый; тех, кто воспользовался этим, долго выспрашивали, почему они вовремя не исполнили требования закона. Чиновники, которые работали на регистрации, не были членами Перонистской женской партии, но женщинам представлялось, что, скорее всего, это именно так.

Если новая избирательница и не вступала в партию, едва зарегистрировавшись, ей все равно не удавалось долго наслаждаться своей независимостью. В начале года Эва вместе с переписью населения организовала социологический опрос и массовую агитацию, и если домохозяек, которые не могли предъявить партийного билета, прямо не запугивали, то уже в самих повторяющихся визитах и опросах чувствовалась угроза, и все быстро поняли, что против каждого, кто продолжит упорствовать, будут приняты меры. В какой степени это понимание явилось результатом действий опрашивающего, а в какой – игры воображения тех, кого опрашивали, сказать трудно; но нет сомнения в том, что ни один человек не мог рассчитывать сохранить собственное дело, получать постоянный доход, если слишком упрямился. Домохозяйкам требовалось большое мужество, чтобы сопротивляться давлению, поскольку их зачастую опрашивали, когда они были одни с детьми в доме, а сплетни преувеличивали опасность; и тем не менее некоторые из них упорствовали, хотя их стойкость всячески подрывали родственники и друзья, которые, вместо того чтобы поддерживать их, говорили, что не подчиняться глупо. Тирания приносила плоды, и этому, к несчастью, весьма способствовали также и те, кто, опасаясь за собственную шкуру, умалял силу воли других.

Вместе со слухами об ожидаемом мятеже и о плохом здоровье Эвы прошел слух, что Эва собирается выставить себя кандидатом в вице-президенты. В начале года ГКТ начала организовывать демонстрации, призывающие к переизбранию Перона; каждый день в самых разных уголках страны собирались митинги и делегации рабочих, призванные в Каса Росада или в министерство труда, выражали свою «совершенную приверженность» Перону; Эва, будучи главой делегации Перонистской женской партии, лично прибыла в Каса Росада, чтобы подарить мужу золотые часы и умолять его оставаться во главе правительства; а персонал министерства социального обеспечения совершил паломничество в Лиджан, чтобы помолиться за переизбрание Перона. Но никакого официального объявления о кандидатуре Эвы не было сделано. Похоже, никто не знал, откуда возник этот слух, но он неожиданно стал общеизвестным фактом, и оппозиция, которая видела в этом залог возможного падения Перона, встретила его даже с одобрением.