Нерон - Игорь Князький

На деле, как пишет Тацит, отнюдь не этими высокими чувствами был движим Пизон. Боялся он, что в случае убийства Нерона в Байях в Риме могут провозгласить цезарем Луция Юния Силана. В пользу Силана были его знатнейшее происхождение и то, что он являлся воспитанником высокоуважаемого Гая Кассия Лонгина, потомка одного из главных убийц великого Гая Юлия. Многие также вспомнили, что в Риме пребывает консул Марк Юлий Аттик, который 24 года назад после гибели Калигулы немедленно произнес пылкую речь в пользу отказа от единовластия и возврата к республиканскому правлению с сенатом во главе.

В отличие от заговора против Гая Юлия Цезаря, когда убийство диктатора должно было привести к восстановлению прежней, республиканской формы правления, и заговора против Калигулы, когда заговорщики думали прежде всего об убийстве ненавистного правителя, не ломая голову над тем, к каким политическим последствиям это приведет и не имея даже согласованного кандидата в будущие цезари, те, кто объединился вокруг Пизона, именно его и намерены были поставить во главе Римской империи. Пизон, кстати, по многим качествам напоминал Нерона. Он также любил безудержно предаваться удовольствиям жизни, был распутен, хотя при этом славился горячей любовью к жене, для полного сходства с правящим императором он также любил играть на кифаре и недурно пел. Правда, его музыкальные пристрастия носили сугубо домашний характер, и на подмостки он пока не стремился. Но было главное отличие: Пизон славился добрым нравом, каковой он многократно проявлял в отношении к окружающим. В нем отсутствовала жестокость, и он не казался непредсказуемым. А это значило все. Ведь не артистические пристрастия Нерона и его экстравагантные развлечения стали основными причинами возникновения заговора. Не будь на его совести кровавых деяний, число каковых имело явную тенденцию к росту, никто бы не пошел на риск вступления на смертельно опасный путь заговорщика-тираноубийцы только из-за того, что цезарь поет на сцене и исполняет трагические роли. Что до распутства, то нет оснований не доверять Тациту, заклеймившему тогдашние римские верхи как раз за массовое пристрастие к порочному образу жизни. Пизон действительно многим мог представляться наиболее желанным кандидатом в принцепсы. Не будет проливать кровь, не станет унижать сенат… чего еще, собственно, и желать-то? Дело было только за малым: убить Нерона и провозгласить Пизона принцепсом.

План действий, торопливо составленный взволнованными возможным разоблачением заговорщиками, выглядел следующим образом: в день цирковых игр, посвященных богине плодородия Церере, Латеран, один из самых больших ненавистников Нерона, причем ненавидящий его не из личной обиды, но из пламенного своего патриотизма, должен был броситься в ноги цезарю, припав к его коленям якобы со смиренной просьбой о денежном вспомоществовании. Затем Латеран должен был повалить императора на землю, что при огромном росте, могучем сложении и большой физической силе славного Плавтия не составило бы труда, пусть и Нерон был физически достаточно крепок. Поверженного принцепса должны были поразить мечами и кинжалами трибуны и центурионы преторианских когорт, участвующие в заговоре, а также любой из заговорщиков, у кого на это будет достаточно решимости.

Замысел убийства Нерона очень напоминал сценарий убийц Гая Юлия Цезаря: Плавтий Латеран должен был играть ту же роль, которую в роковые мартовские иды взял на себя Тиллий Цимбр, приблизившийся к диктатору под видом просителя и схвативший его за тогу, после чего и последовал первый удар кинжалом, нанесенный подкравшимся в это время сзади сенатором Каской, а затем вступили в дело кинжалы прочих убийц.[203] Однако существенны различия. Цимбр только отвлек внимание Цезаря, задерживая его, а Латеран должен был повалить Нерона. Поскольку своим внушительным телосложением заговорщик много превосходил императора, то это создало бы большие трудности для точного применения мечей и кинжалов — большинство ударов в неизбежно образовавшейся человеческой свалке скорее могло достаться как раз Латерану, а не Нерону. И наконец, Цезарь явился в сенат без всякой охраны, а Нерона сопровождали несколько охранников или приближенных, что неизбежно доставило бы заговорщикам немалые трудности. Не стоит забывать и о большой толпе людей близ цирка, что не столько упрощало, сколько усложняло возможности действий заговорщиков. Как ни странно, но Пизон и его сообщники не сумели здесь учесть совсем недавний опыт убийства Калигулы. Тогда заговорщики подстерегли свою жертву в подземном переходе и первым делом оттеснили от императора его спутников, а затем уже последовали удары мечами…[204]

Сложно сказать, как на самом деле должен был осуществляться план убийства Нерона. У него были, конечно, шансы на успех, но шансов провалиться не меньше.

Что же полагали делать заговорщики в случае успешного покушения?

Сам Гай Кальпурний Пизон должен был во время убийства находиться в храме Цереры, ожидая развязки. Когда Нерон был бы повержен, префект претория Фений Руф должен был вызвать его из храма, после чего заговорщики должны были торжественно внести Пизона в преторианский лагерь, где и предполагалось его провозглашение принцепсом. Ради будущей власти Пизон готов был на перемены в семейной жизни. Он хотел развестись с женой и вступить в брак с Антонией, дочерью покойного императора Клавдия. Это укрепило бы законность его будущей власти, кроме того Антония была популярна в народе, что тоже, конечно, учитывалось. Согласно намеченному плану, Антония должна была сопровождать Пизона в лагерь преторианцев.

Таков был план действий. Стать реальностью, воплотиться в жизнь ему было не суждено. И без того «удивительно, как удалось сохранить все это под покровом молчания среди людей различного происхождения, сословия, пола, возраста, богатых и бедняков».[205]

Измена, приведшая к гибели заговора и многих из заговорщиков или к таковым причисленным, обнаружилась в доме Флавия Сцевина. Да, да, того самого Сцевина, примкнувшего к заговору едва ли не скуки ради. В дни решительной подготовки к покушению на Нерона Сцевин вдруг проявил замечательную активность, полностью выйдя из своей обыкновенной «спячки», и, более того, изъявил пылкое желание самолично истребить тирана, первым нанеся ему смертельный удар. Замысел свой, как выяснилось, доблестный Флавий вынашивал всерьез, ибо уже имел при себе кинжал, взятый из храма, где он был освящен для великого дела… Кинжалу этому и суждено было сыграть роковую роль как в судьбе самого Сцевина, так и всего заговора Пизона.

Вечером накануне назначенного покушения Сцевин сначала долго беседовал наедине с Антонием Наталом, также участником заговора. Беседа эта была замечена прислугой Сцевина, что впоследствии и позволит начать разоблачение заговорщиков. Простившись с Наталом, Сцевин запечатал завещание, что также не укрылось от домашних, а затем достал кинжал, который мечтал на следующий день обагрить кровью злодея, тиранящего Рим. Кинжал показался ему затупившимся и утратившим блеск от времени. Тогда-то он и призвал вольноотпущенника Милиха, продолжавшего служить своему прежнему хозяину, уже будучи свободным, и поручил ему отточить лезвие кинжала до блеска. После этого он, верный своим привычкам, устроил домашнее пиршество, правда, много более обильное, нежели обыкновенное. Пир был ознаменовал поступком, говорящим о, безусловно, великодушном характере этого человека: он отпустил на волю рабов, бывших его любимцами, а остальных щедро одарил деньгами. Во время пиршества был он мрачен, что не удавалось ему скрыть даже оживленными речами. После окончания трапезы он вновь позвал Милиха, поручив ему приготовить на завтра повязки для ран и средства, останавливающие кровь. Распоряжение совсем не лишнее, поскольку заговорщики намеревались покончить с Нероном, навалившись на него гурьбою, что неминуемо привело бы к нанесению ими не только тому, на кого они покушались, но и друг другу многочисленных колотых и резаных ран. Был ведь и исторический пример, наверняка прекрасно известный Сцевину: убийцы Цезаря не только ему нанесли 23 раны, из которых, кстати, только одна оказалась смертельной, но в суматохе поранили и своих же сообщников.