Бледный всадник, Черный Валет - Андрей Дашков

Мышкин раздраженно щелкнул пальцами. Откуда-то из-за спины выскочил денщик Архип с чайником и подлил в хозяйскую чашку горячего чаю. Комендант убрал денщика взглядом, выплюнув вдогонку «спасибо». От своего предка Ферзя он унаследовал интеллигентность и любовь к собакам. Досадная случайность со струной быстро улетучилась из памяти. Оркестр продолжал репетировать, ублажая слух коменданта и свободных от работы «дачников». Жизнь снова была приятной, словно катание на лодке по тихому пруду.

А потом возник новый повод для беспокойства. Явился Архип и доложил, что с минуты на минуту Вера должна разродиться. Верой звали любимую овчарку коменданта. Впрочем, на самом деле полное имя собаки было «Веры больше нет». Она получила его в щенячьем возрасте за то, что испортила Мышкину парадный мундир.

Вера и сейчас была сравнительно молодой и претерпевала первую беременность. Поэтому комендант не на шутку разволновался. Не имея ни жены, ни ребенка, он весьма привязался к собаке. Его Веру оприходовал матерый Пират – лучший кобель среди сторожевых. Мышкин лично выбирал кандидата в осеменители и надеялся, что в результате случки на свет появятся великолепные щенки.

Его ожидало жестокое разочарование.

Дикаря доставили на дачу в заднем отделении полицейской кареты и в гордом одиночестве. Торговца дурью изъяли из камеры на два часа раньше. Попрощаться им не дали.

Погода была так себе. Моросил противный мелкий дождик. Пока лошади тащили экипаж к месту назначения, более чувствительный человек успел бы отчаяться, воспрянуть духом и снова потерять надежду. Но туповатый дикарь был занят другим. Он пытался сложить головоломку, невзирая на грозившую ему явную опасность. Когда упряжка миновала окраину с красноречивыми многолетними отложениями мусора и погрузилась в лесную чащу, он предположил, что его изгоняют из рая. Это было бы в общем-то не самое страшное, если бы при нем остались пистолеты. А так изгнание больше напоминало одну из затяжных форм казни. Перспектива жить на деревьях и охотиться с помощью силков дикаря совершенно не обрадовала.

Впрочем, вскоре он перестал теряться в догадках относительно своей дальнейшей судьбы. Снова запахло дымом, отбросами и человеческим потом. Лесной филиал рая оказался гораздо меньше по размерам, чем городской, зато был полностью обнесен частоколом, увитым поверху ржавой колючей проволокой. Там, где проволоки не хватило, торчали заостренные колья. Не очень красиво, однако надежно. Дикарь решил, что это защита от хищных животных и плохих людей.

Таким образом, на Даче действительно заботились о безопасности угодивших сюда счастливчиков. Мрачные личности бдили на вышках с ружьями наперевес. Под просторными плащ-палатками каждого ангела-хранителя вполне могло бы поместиться по паре крылышек…

Над мощными воротами красовался лозунг, выписанный большими буквами: «Войди и получи свое!» Что получи? Какое «свое»? Наверное, кайф… Из-за ворот доносилась музыка, которая произвела на человека из леса неоднозначное впечатление.

Впервые на своем веку он услышал столь абстрактные звуки, издаваемые неизвестно кем и непонятно с какой целью. Смутную гармонию он, конечно, ощутил, но не знал, куда ее прилепить. Войдя в резонанс, завибрировали внутренние струны, о наличии которых он и не подозревал. Печаль осенила его бархатным крылом и унеслась прочь – туда же, где были похоронены все прочие дурацкие чувства, мешающие выживанию.

Дикарь заскрежетал зубами и дал себе слово, что этими фокусами его не проймешь. Он начал догадываться, что дурь бывает разная: одну кладут в рот и разжевывают, другой позволяют свободно вливаться в уши. Третья разновидность – самая небезопасная – это самки, от близости которых дуреешь радикально и становишься заторможенным. (Кстати, что сейчас поделывает та тощая, с выдающимися буферами? Дикарь уже соскучился по ней. Его половая тоска приобрела конкретную направленность…)

На расстоянии нескольких десятков шагов от частокола лес был вырублен. Где-то и сейчас стучали топоры. Вверх поднимался столб жирного дыма.

Все это дикарь успел разглядеть и услышать сквозь зарешеченное окошко кареты. Когда же он очутился по другую сторону ворот, его иллюзии развеялись окончательно. Райские кущи были прорежены до крайне куцего состояния. Коттеджи для гостей выглядели мрачненько. Толпа изможденных праведников, одетых в лохмотья, строилась на плацу. Счастливыми их не назвал бы никто. Улыбался только один – тот, у которого почему-то отсутствовали губы. Остальные напоминали стадо двуногих баранов, разучившихся даже бояться. Для них самое худшее уже произошло. Теперь они тупо выбредали из стойла, повинуясь отрывистым командам.

С большим удивлением дикарь обнаружил, что поодаль строится группа женщин, которые были обриты наголо. Признать их самками можно было только по отвисшим мешочкам грудей. Естественно, они утратили всякую привлекательность.

Команды подавал светловолосый молодой человек в черной форме и блестящих сапогах, получавший очевидное удовольствие от происходящего. В руке он держал гибкий прут, которым похлопывал по голенищу своего правого сапога, а иногда – по чьей-нибудь впалой щеке.

Когда дикаря швырнули к его ногам и пухлый «девственник» доложил о том, что «клиент доставлен», блондин брезгливо подернул тонким носом, пнул вновь прибывшего под ребра и бросил:

– Воняет, как неподмытая блядь. На дезинфекцию!

И дикарь прошел полную дезинфекцию. Учитывая, что его кожный покров имел многочисленные повреждения, он получил первое представление о том, что чувствует живая рыба, с которой счищают чешую.

* * *

После того как дикаря раздели, обрили и выкупали в слабом растворе щелочи, он действительно стал чистым, но не надолго. Лагерное начальство беспокоилось вовсе не о здоровье заключенных, а о том, чтобы не подхватить от них какую-нибудь заразную болезнь или насекомых. О прививках против бешенства не сохранилось даже воспоминаний.

Чудак, выбежавший из леса, внушал местному персоналу особые опасения. Поэтому обращались с дикарем соответственно. Его одежду сожгли сразу. Цирюльник старался не дотрагиваться до него ничем, кроме тупой бритвы. А в бочку со щелочью его загоняли палками.

Потом появился местный лекаришка в мундире с красными крестами на погонах. Это был пухлый толстячок с влажными руками и гладко выбритым лицом, которое сияло, будто яблоко, смазанное бараньим жиром. Вдобавок от него за десяток шагов несло духами. Он заглянул дикарю под веки, пощупал лимфоузлы и мошонку, похотливо ухмыльнулся и сказал:

– Вы дураки! Он здоров, как бык, только плохо выглядит. Когда закончите, пришлите его ко мне.

Но на прием к доктору дикарь попал нескоро. Его одели в рваную робу и короткие штаны, стеснявшие шаг. Тех, кто носил эту одежду до него, наверняка набрался бы не один десяток. Затем дикарь под конвоем отправился в административное здание, спустился в полуподвал и попал в тесный кабинет, где увидел высокого пожилого человека с седеющими волосами, зачесанными назад.