Траектория чуда - Аркадий Гендер

Я вскочил на ноги, и принялся с выпученными глазами хаотично, как броуновская частица, метаться по гостиничному номеру, потрясая сжатыми кулаками и рыча, подобно самцу гориллы, возбужденному близостью подруги: "А-а-а-а-а-а-а!!!" Наверное, мне оставалось еще начать колотить себя в грудь, и сходство было бы полным. Но возбужден я был другим. "Нашел, нашел, нашел!" — твердил я про себя. Да, последняя карта пасьянса встала на свое место.

Да, теперь его ужасный и с блеском осуществленный план стал абсолютно ясен. Судя по Жанниной пометке на обороте визитки, в конце августа прошлого года, как раз в разгар Романовых судебных дел, он через своего адвоката, подвизавшегося в "Московском Законнике", сошелся с начбезом последнего Степановым Лориэлем Шаликовичем, и стал с ним на короткой ноге. В процессе общения друг с другом выяснилось, что каждый из них обладает той самой "половинкой разорванной банкноты" в виде своей части информации обо мне. После составления двух половинок «банкноты» у обоих рождается план заработать, а у Романа еще — и отомстить. Нужно было меня подловить на чем-то, что попадало бы под клаузулу из текста завещания. То, что Роман оказался каким-то образом знаком с транссексуалкой Виталией Виревич, как нельзя лучше способствовало из дьявольскому плану. Кстати, может, рвануть опять в клинику, и получить у Талии подтверждение по поводу ее отношений с Романом? Хотя, зачем это мне? В любом случае Талия — лишь пассивное орудие в руках Романа ли, Лорика ли, их ли обоих. Роман сдал информацию о Талии, не гнушавшейся подрабатывать проституцией, Лорику, которому не составило большого труда завербовать ее. Девять дней назад я, прочитав ответ Талии на мое объявление, позвонил ей, и все заскользило, как по маслу. Лорик объявляет, что наследники, наконец, найдены, мы с теткой появляемся в "Московском Законнике", мсье Серж конфирмует меня в моих наследных правах, Лорик со своей фото-компрой наезжает на меня, я уезжаю в Швейцарию и перевожу деньги. В Москве Роман, посчитав, что шесть миллионов — это лучше, чем три, отправляет Лорика в заоблачный плес. Да, это именно Роман по-настоящему похищает Галину и Юльку, это именно он общается с ними записками, потому что его голос Галина прекрасно знает. Вот так — все сходится. "Убью!" — подумал я, сжав зубы. Это относилось уже не к Голосу, а — к Роману.

Единственное, что до сих пор не понятно — зачем он держит меня здесь. Ну, да неважно. Нужно, воспользовавшись этой отсрочкой, во что бы то ни стало оказаться в Москве и, появившись во всем белом, стать центральной фигурой картины "Не ждали". То есть, с помощью Гохи взять Романа за жабры и освободить Галину с Юлькой. А, может быть, позвонить Гохе прямо сейчас, и все рассказть? Он «любит» Романа примерно так же сильно, как я, а для того, чтобы вытрясти из того, где томится моя семья, профессионалу Гохе моя скудная помощь не нужна. Но нет, права увидеть в глазах врага ужас поражения, я не уступлю никому! Да, Рома-джан, единственную ты допустил промашку — недооценил мои умственные способности и, клянусь, эта ошибка тебе дорого обойдется! Осталось понять, как попасть в Москву, чтобы Роман, позвонив мне завтра на мобильный, об этом не догадался? И — на какие шиши?

Я достал кошелек, и пересчитал наличность — ровно двести сорок франков. Нет и речи, чтобы с таким деньгами добраться до Москвы. Где же взять денег? Не у Алена же, право, стрелять? Хотя мсье Серж и отдал мне своего клерка, как он сказал, в полное и безраздельное, но, надо полагать, не для целей заимствования же! Скажет — нету, и вся недолга. Нет, это — не выход. А где выход? "Выход там, где вход", — завертелось в голове. "Интересная мысль!" подумалось мне, потому что при выходе-выходе из отеля было… казино. От этой неожиданной мысли я аж крякнул, но, подчиняясь наитию, сменил ветровку, в которой я ходил в клинику, на пиджак и вышел из номера.

Суббота, день

В наше время, когда в Москве игорных заведений не меньше, чем где-нибудь в Монте-Карло или Лас-Вегасе, наверное, трудно найти в белокаменной человека, хоть мало-мальски обремененного деньгами, который бы не пытался в этих заведениях свои капиталы приумножить. Я, не будучи в этом вопросе особо оригинальным, одно время частенько захаживал то в «Черри», то в «Кристалл». Много я никогда не проигрывал, умея в случае ярко выраженного невезения встать из-за стола и уйти, в особом выигрыше тоже не бывал В общем и целом времяпрепровождение в казино мне скорее нравилось, чем нет, но потом как-то отшибло, и я не играл уже, наверное, года четыре. Однако сейчас, памятуя, что попадание "в число" на рулетке дает выигрыш, в тридцать пять раз превышающий ставку, я шел туда совершенно сознательно.

Женевское Grand Casino, так удобно для меня расположившееся прямо на первом этаже моего отеля, встретило меня унылой тишиной. В этот дневной час я был едва ли не единственным посетителем зала, где все было красным стены, ковер на полу, сукно игорных столов, свет ламп. Стоило мне войти в приветливо распахнутые двери, как ко мне сразу же рванули со своих мест двое менеджеров в красных же униформах. Первый что-то залопотал по-французски, а второй, видимо, сразу распознав во мне иностранца, перевел по-английски: "Мсье хочет играть?" Я утвердительно кивнул, и сказал на чистом русском: "Да, на рулетке". "O, roulette, it's o'key!" — засияли в улыбке менеджеры, и жестом пригласили меня вглубь зала. Меня провели мимо длинных рядов подковообразных столов для игры в покер, блэк-джек и баккара, круглых — для американского покера и смешных «корыт» с высокими, обитыми мягким стенками для игры в крэбс — казиношные кости. За многими столами стояли и просто так, от безделья месили толстые колоды карт симпатичные девушки-дилеры и, улыбаясь, жестами призывали сыграть. Я улыбался им в ответ, и качал головой. Меня ждала рулетка. Рулеточные столы стояли в самом конце бескрайнего зала, и по мере приближения к ним все слышнее становилось ни с чем не сравнимое жужжание пущенных по кругу костяных шариков. Первая и вторая по счету рулетки пустовали, а вот за третьей сидел одинокий игрок. Как ни странно, это была дама, причем очень почтенных лет, в больших совиных очках и с коротко стриженными завитыми волосами фантастического сиреневого цвета. Все пальцы на сморщенных руках старой дамы были унизаны перстнями и кольцами, а на дряблой шее висело с десяток золотых цепей и колье. Запястье правой ее руки было перехвачено массивным браслетом, а на левом болтались золотые часы. Старушенция курила сигарету, вставленную в длинный мундштук, а на сукне перед ней между столбиками разноцветных фишек стоял бокал с чем-то зеленовато-желтым, как китайский чай, но, судя по наличию в бокале остатков льда, это был не чай, а виски. По виду это была типичная американская бабка-миллионерша, похоронившая скрягу-мужа, и теперь в погоне за адреналином прожигающая остаток жизни а казино. По крайней мере, именно такими их рисуют в дешевых американских комедиях. Я был настолько очарован этим колоритным типажом, что в своем глазении на нее, кажется, перешел границы приличия. Бабка посмотрела на меня поверх очков белыми пьяненькими глазками, и громко сказала на чистом русском: "Ну чё ты пялисся на меня, придурок швейцарский? Я те чё, Мона Лиза, или расписание поездов?" От неожиданности я совершеннейшим образом выпал в осадок, на какое-то время просто лишившись дара речи. Когда же, наконец, способность к вербальному общению вернулась ко мне, я вознамерился было ответить этой сиреневой Тортилле не только на ее диалекте, но и с применением ее же лексики, но в последний момент передумал, решив до поры инкогнито свое не раскрывать. Стараясь «жевать» слова я пробормотал: "Sorry, ma'm!" — "А, америкос проклятый! — искренне обрадовалась старушенция. — Ладно, садись рядом, будем просирать вместе!" И смачно икнула. Я скромно присел через стул от нее, решив сначала, как положено, присмотреться к игре. Бабка на самом деле проигрывала, и сильно. Она накрывала своими фишками чуть не все игровое поле, но шарик, прожужжав по колесу рулетки положенное количество кругов, все ложился не туда, и крупье с завидным постоянством ставил свой похожий на маленькую гирьку стеклянный цилиндрик, которым он отмечал выпавший номер, мимо бабкиных фишек. Сиреневая после каждого такого раза ругалась, как извозчик, и делала добрый глоток из стакана. Я понаблюдал за этой вакханалией невезения минут десять и, решив, что рядом с такой непрухой мне точно должно повезти, полез в карман за кошельком. Бабка приветствовала мое явное решение ставить приветственными криками на, как она думала, моем родном языке, но после того, как я выложил на стол свои жалкие двести сорок франков, обдала меня с ног до головы взглядом, полным презрения. "Жмот, по маленькой решил покатать. В-вечно все вы за нашими русскими спинами отсиживаетесь", — пробормотала она, видимо, вспомнив историю открытия второго фронта, и опять глотнула из стакана. Я не выдержал, и хрюкнул от смеха. Сиреневая подозрительно смерила меня уже совсем пьяным взглядом, но промолчала. Крупье в обмен на мои деньги выдал мне маленькую стопку фишек.