Столетняя война. Том III. Разделенные дома - Джонатан Сампшен

бывших английских провинциях как проблему для местных общин, которая должна была финансироваться из местных доходов в дополнение к обычному бремени военного налогообложения. Со своей стороны местные общины обычно предпочитали откупаться рутьеров, что было дешевле и надежнее, чем крупная осада, даже если в результате прибыль налетчиков возрастала и они вынуждены были переселяться в другие места[238].

5. Основные гарнизоны Гасконского пограничья, 1370–1373 гг.

В случае с Фижаком даже на организацию выкупа ушло более восемнадцати месяцев. В нем участвовали представители как минимум пяти провинций, расположенных в зоне досягаемости из Фижака: Керси, Руэрга, Оверни, Лимузена и Жеводана, и ни одна из них не могла прийти к согласию относительно суммы, которую необходимо выплатить, или ее распределения между плательщиками. Они обратились за помощью к королю, который направил их к герцогу Анжуйскому, который в свою очередь направил их к графу Арманьяку и его сыну. Последовала череда напряженных встреч и по меньшей мере два неудачных договора с компаниями в Фижаке, прежде чем граф Арманьяк в мае 1373 года наконец заключил с ними приемлемое соглашение. Согласно условиям, Бертука д'Альбре и Бернар де Ла Салль должны были вывести войска из Фижака и всех других мест между Ло и Дордонью. Они согласились больше не воевать в этом регионе, кроме как в составе армии под командованием сына или лейтенанта Эдуарда III. За это им должны были заплатить 120.000 франков (около 20.000 фунтов стерлингов). Это была самая большая сумма, когда-либо выплаченная за эвакуацию крепости, более чем в три раза превышающая сумму, выплаченную за освобождение Бриуда или Анс в 1360-х годах, которые сами по себе установили рекорды в свое время. Дополнительные деньги должны были быть выплачены за эвакуацию компаний Бернара де Ла Салля из Лимузена, которая была согласована между ним и представителями Папы примерно в то же время. Еще три месяца ушло на то, чтобы собрать деньги у налогоплательщиков и ростовщиков региона и разобраться с вкладами различных участников. В итоге половина огромного бремени легла на провинцию Руэрг, а другая часть — на соседнюю провинцию Керси. В обоих регионах львиную долю выплачивали города, церковь настаивала на своем статусе, а дворянство — на своей военной службе. Вклад остальной южной Франции был ограничен милостивой помощью в размере 4.000 франков от герцога Анжуйского. И даже эта сумма была уменьшена за счет вознаграждения, выплаченного посреднику, который вел переговоры. 3 августа 1373 года гасконцы наконец-то вышли из ворот Фижака, оставив жителей осматривать руины своего города: 500 домов сгорели или были разрушены до неузнаваемости, обе приходские церкви лежали в руинах, а торговля горожан была уничтожена на целое поколение[239].

Как и большинство подобных договоров, это просто перенесло проблему в другое место. Бернар де Ла Салль повел свои отряды на юг, в Лангедок, как только был заключен договор с Арманьяком. В июле и августе он действовал в окрестностях Безье и Монпелье и вдоль торговых путей средиземноморского побережья, традиционных охотничьих угодий компаний 1360-х годов, в которых Бернар учился своему ремеслу. Что касается Бертуки, то он нанялся в город Каор для участия в жестокой частной войне против непокорного французского дворянина Филиппа де Жана. Осенью 1373 года он попал в руки Филиппа, который продал его герцогу Анжуйскому. Герцог потребовал за него огромный выкуп и держал его в цепях в крепости Рокмор на Роне, пока он не заплатил его. Больше его не видели до начала 1377 года[240].

Провансальский юрист Оноре Боне был не единственным современником, который задавался вопросом, почему простые крестьяне и горожане должны страдать из-за ссор своих государей. Он также был не единственным, кто заметил, что плодами своего труда они дают своим правителям средства для ведения войн. Из этого следовало, что "если с обеих сторон война решена и начата Советами двух королей, солдаты могут брать добычу из королевства по своему усмотрению и свободно вести войну". В глазах современников люди, ответственные за эти действия, были англичанами, хотя, как заметил добрый рыцарь Бонн-Ланс у Фруассара, они были "не англичанами по национальности, а гасконцами, ведущими войну англичан". На самом деле многие из них были даже не гасконцами, а беарнцами или даже бретонцами. Тем не менее, этот ярлык был в значительной степени оправдан. Бертука д'Альбре и Бернар де Ла Салль, как и почти все капитаны рутьеров, действовавших на юго-западе, объявили себя капитанами Эдуарда III, провозгласив свою верность английскому королю на своих знаменах и в договорах. Они нуждались в легитимности, которую эти символы придавали чинимому ими насилию. Законная война в глазах средневековых людей означала войну, какой бы ни была жестокость или невинны жертвы, которая велась под властью суверенного государя. Если капитан-рутьер попадал в плен, его верность могла стать решающим фактором между выкупом в качестве военнопленного, повешением или утоплением как разбойника. Не зря Карл из Артуа, французский дворянин, который вел долгую партизанскую войну против монархии Валуа в низовьях Луары со смешанным отрядом английских и французских солдат, явился к Роберту Ноллису во время кампании 1370 года, чтобы попросить знамя и тунику с гербом короля Англии. Много лет спустя, когда в Париже состоялся суд над лимузенским рутьером Мериго Марше, его защита состояла из ряда инцидентов, призванных доказать, что его войны были санкционированы Джоном Гонтом и королем Ричардом II Английским[241].

Такие утверждения часто были обоснованными, как, впрочем, и в случае с Мериго. Военный статус ведущих гасконских рутьеров был молчаливо, а иногда и открыто признан в Вестминстере и Бордо, что было симптомом все более тесных отношений между английским правительством и компаниями. Небольшое количество гарнизонов рутьеров, которые считались важными для обороны Борделе, субсидировались из доходов герцогства. Известных рутьеров назначали королевскими капитанами в дальних провинциях, как это делал сэр Джон Деверо в Лимузене и Бернар де Ла Салль после него. Они выступали в качестве представителей английского короля в совместных комиссиях, которые обеспечивали соблюдение перемирия  и регулярно общались с Советом английского короля в Бордо. Бертука д'Альбре закончил свою карьеру в 1380-х годах в качестве одного из них. Некоторые даже посещали Англию и поддерживали прямые отношения с двором в Вестминстере. В свою очередь, министры английского короля, хотя и не могли контролировать деятельность компаний, пользовались определенным влиянием на многие из них. Активное сотрудничество между офицерами английского короля и вольными компаниями, которое раньше было редкостью, в 1370-х и 1380-х годах стало нормальным и даже необходимым. Английские и гасконские капитаны координировали свои военные предприятия с действиями английских армий в поле. Бертука д'Альбре сражался