Абсолем - Саша Глейзер

— Да, — коротко ответил Макс, выискивая взглядом следы Маришки.

Судя по дрогнувшему лучу света, Тилля передернуло.

— Дикость какая-то, — совсем тихо прошептал он.

Макс наконец разглядел следы сапог Маришки. Они вели вглубь между неровно расположенными могилами. Он пошел по ним. Лира и Тилль пошли следом.

Далеко идти не пришлось. Даже и без следов они бы догадались, куда ходила Маришка. Среди омертвелости и забвения, царивших вокруг, этот пятачок явно выделялся. Он был огорожен ровным заборчиком, выкрашенным в кирпичный цвет. Внутри, судя по всему, было три захоронения. Над ближайшим высилась внушительная гранитная плита. Макс посветил на нее манипулятором. Лира охнула. «Павел Николаевич Корсаков, Павел Павлович Корсаков, Илья Павлович Корсаков», — было выбито на плите. Дата смерти у всех троих была одинаковая.

— Это же первые жертвы гипноза, — проговорила Лира.

— Отец и братья профессора Корсакова, — добавил Тилль.

Макс уже догадался, кому могла принадлежать вторая могила. Он посветил на каменную плиту, располагавшуюся над другой могилой.

— Лариса Андреевна Корсакова, — прочитал он, подтвердив свои догадки.

Следы на снегу вели к третьей могиле, над которой высилась небольшая каменная плита. У ее подножия лежали две свежие розы, еще не успевшие замерзнуть на морозе. Макс полоснул по плите светом, пытаясь разглядеть надпись, но табличка была слишком мала. Тогда он все-таки переступил через полуметровый заборчик и подошел ближе. «Дмитрий Иванович Корсаков», — гласила табличка. Брови Макса удивленно изогнулись. Он еще раз перечитал и посмотрел на дату смерти. Так и было, сын профессора Корсакова. Очевидно, хранение в подвале запрещенных вирусов было не единственным нарушением закона Ивана Корсакова.

— Старик тот еще фрукт, — проговорил Тилль у Макса за спиной.

Лира обошла преподавателя и присела рядом на корточки, разглядывая розы. Капюшон сполз с ее головы, и волосы красиво засеребрились в холодном свете манипулятора Макса. Девушка обернулась и посмотрела на него снизу вверх:

— Теперь понятно, почему Маришка добровольно не уезжает из этой глуши. Ее не отель здесь держит.

— А что? — все еще не понимал Тилль.

Лира посмотрела на друга:

— Она любила Дмитрия Корсакова. Очень сильно и, очевидно, безответно. И она не хочет уезжать от его захоронения, она ухаживает за ним.

— Это называется могила, — зачем-то сказал Макс.

Он отвернулся и пошел прочь к дороге. Еще раз бросив взгляд на могилы семейства Корсаковых, Тилль и Лира последовали за ним. Всем троим хотелось поскорее выбраться из этого странного тягостного места. Оно их не пугало, но наводило тоску и печаль. По пути в город Макс размышлял над тем, что сказала Лира на дороге, до того как они увидели Маришку. Он и сам подозревал, что за всем произошедшим стоит Дино. Нет, теперь он был в этом уверен. Это абсолем Софии украл из хранилища книги, которые могли поведать о нем миру, он похитил образцы сыворотки, которая могла навредить ему и ему подобным, он разгромил лабораторию Натана Ора и убил всех, кто был способен воссоздать эту сыворотку. Эта тварь попрежнему оставалась чудовищем, настоящим монстром. София была слепа. Она видела перед собой эволюционировавшее существо, но на самом деле Дино остался настоящим демоном, сменившим оболочку.

Они подошли к гостевому дому и молча разошлись по своим комнатам. Зайдя в номер, Макс стянул с ног ботинки и рухнул на кровать. Тилль пошёл в ванную. Через некоторое время студент вышел и позвал преподавателя ужинать. Аппетита не было, несмотря на то что Макс с утра ничего не ел. Тем не менее он встал и поплелся вниз за студентом. Лира уже сидела за столом. Маришка суетилась, расставляя приборы. Макс посмотрел на ее безмятежное лицо — сложно было представить, что еще час назад эта женщина, таясь от всех, ходила по кладбищу среди могил, выискивая ту, ради которой добровольно заперла себя в этой глуши. Очевидно, Маришка почувствовала на себе пристальный взгляд гостя и резко вскинула голову. Макс не успел отвести взгляд, и хозяйка гостиницы широко улыбнулась ему теплой щербатой улыбкой:

— Ну как там Иван Корсаков? Судя по тому, что вас так долго не было, он вас всё-таки принял.

— Профессор оказался очень неординарной личностью. — Лира опередила Макса с ответом. — Думаю, как и его сын, — многозначительно глядя на Маришку, добавила студентка.

Выражение лица Маришки не изменилось. Продолжая расставлять тарелки, она пожала плечами:

— Я не очень хорошо знала его сына.

Лира непонимающе переглянулась с Максом:

— Вы же говорили, что были лучшими друзьями.

Рука Маришки замерла с тарелкой над столом. Она удивлённо посмотрела на Лиру, затем неожиданно рассмеялась:

— Вы, наверное, говорили с моей сестрой. Кстати, вот и она.

Все повернули головы в сторону двери. В комнату вошла точная копия Маришки, только лицо у неё было хмурое. Она ещё не успела раздеться, на ней были короткое пальто и длинная шерстяная юбка, намокшая от снега. Она устало посмотрела на присутствующих и, не здороваясь, обратилась к Маришке:

— Тебе помочь?

— Было бы неплохо, в кои-то веки у нас гости, а ты ходишь непонятно где. В конце концов, по твоей прихоти мы продолжаем содержать эту гостиницу.

— Переоденусь и спущусь, — коротко проговорила женщина и вышла из столовой.

Когда она ушла, Маришка сказала:

— Это Надя, моя сестра, она действительно довольно близко общалась с Дмитрием.

Макс переглянулся с Лирой и Тиллем. У них не было сомнений в том, кого они видели на кладбище. Рано утром они покинули городок, и уже днем были дома.

Макс вошел в свою квартиру, бросил сумку на пол и с удовольствием почесал обрубок уха Кошмаре, которая, мурлыкая, начала привычно нарезать восьмерки вокруг его ног. Любила всё-таки. В этот момент манипулятор просигнализировал о новом сообщении. «Вы освобождены завтра от двух занятий. Вместо них назначена тренировка с Трентом Лайардом. Ангар на ваш выбор. Просьба не опаздывать. Искренне Ваша Л. Авакян (каб. 6-52)» Макс выключил манипулятор. С одной стороны он мог злиться, с другой — он всё равно обещал заниматься с Тиллем и Лирой. Так почему бы не объединить эти две обязанности? С этими мыслями Макс уснул.

Судя по лицу Трента Лайарда, можно было с легкостью понять, что он тоже был не в восторге от доставшегося ему наставника по стрельбе. Но если преподаватель Штайн был единственным тренером, способным подтянуть его до необходимого уровня к Чемпионату Земли, то Трент готов был вытерпеть что угодно. Он был лучшим конькобежцем. Он чувствовал лёд так, как никому и не снилось. Кончики пальцев его ног были настоящими проводниками. Людям казалось, что стопа это нечто ороговевшее, не чувствительное. На самом деле самые тонкие чувства шли именно оттуда, от пальцев, от пяток, от кожи стопы — внутрь, в мышцы, к сердцу, к голове, и заставляли понимать и «читать» лёд. Эта тонкая химия была не каждому дана. Тренту она была дана. С самого детства он ощущал лёд так, будто был продолжением его, ледяным выступом, способным перемещаться. В скорости и технике прохождения ледового овала ему не было равных. Его слабым местом была стрелковая часть. Именно на ней его соперники обходили его. Те, кто ещё несколько минут назад пытался поймать его спину, найти поток, пристроиться, вытерпеть, вдруг обретали уверенность и «делали» его.