В кругу семьи. Смерть Иезавели - Кристианна Брэнд

Рядом с телом лежали два куска крепкой витой веревки длиной примерно по пять футов. Оба куска были связаны в петлю.

– Их обнаружили под юбкой платья, когда тело перевернули, – сказал Чарлзворт.

Коки осторожно поднял веревки и осмотрел их концы.

– Это многое объясняет!

– Н-да, – произнес Чарлзворт с сомнением. – Правда, их никак не могли использовать в качестве лассо. До балкона, должно быть, четырнадцать или пятнадцать футов. А шея несчастной находилась на четыре-пять футов выше ее ног. Понимаете, о чем я? – Он еще раз оглядел башню, прикидывая высоту. – Думаю, все двадцать. Так что веревка длиной в пять футов, свернутая в петлю, не сойдет за лассо. И вообще, зачем два лассо?

– Хм… ума не приложу, – сказал Коки, хитро прищурясь.

– И вот еще что надо учесть: рыцари с двух сторон от арки сидели на лошадях, которые как бы привстали на задних ногах. На какой высоте окажется человек в таком положении? Скажем, девять футов от пола до плеча? Он поднимает руку – это еще немного – потом, возможно, слегка подбрасывает лассо, и пять футов веревки… Правда, веревка белая и довольно чистая, она была бы заметна на фоне плюща.

– Но в тот момент на плющ падал свет, – заметил Коки. – И все внимание зрителей было сосредоточено на рыцарях.

– Да! – Чарлзворт заволновался. – Действительно! Как думаете, инспектор? Мог убийца такое провернуть?

– Вполне, – кивнул Коки. – Конечно, доказано, что женщина была задушена руками, но это мелочи. Убийца мог такое, как вы выражаетесь, провернуть…

На миг перед глазами каждого мелькнуло жуткое видение: веревка скручивается, образуя узловатые тонкие пальцы, и эти пальцы тянутся к теплому округлому горлу…

– Ну что я могу сказать… – Чарлзворт слегка приуныл. – На кой черт тогда нужны были эти веревки? Их, я полагаю, сбросили вместе с телом. – Он немного приободрился. – А может, убийца принес их с собой просто на всякий случай?

Кокрилл сомневался, что в этом преступлении хоть что-то было отдано на волю «случая».

– Что-нибудь еще? – спросил он.

– Да, вот. – Чарлзворт выудил из кармана маленький целлофановый конверт. Тот содержал бумажный квадратик с напечатанным на нем текстом, только на этот раз без человечков. – Верите или нет, но это стихотворение! Или правильнее назвать четверостишием?

– Какая разница, мы не культурный радиоканал Би-би-си. Прочитайте! – нетерпеливо потребовал Коки.

– Я его уже наизусть выучил! – И Чарлзворт зачитал со смаком:

Он испытующе взглянул на Кокрилла.

– Ну, что думаете?

– Это многое объясняет, – снова сказал Коки.

– Рыцарь слева от нее – Эрл Андерсон.

Коки почесал ухо.

– Зависит от того, чья длань…

Чарлзворт еще раз перечитал стишок про себя.

– Хм, да. Верно. – Он приподнял простыню и с жалостью посмотрел на распухшее лицо и сложенные на груди руки. – Бедняжка. Она похожа на мертвую канарейку, правда? Лежит на дне клетки с жалко скрюченными лапками… Бумажку со стихотворением нашли у нее в декольте.

На лифе серебряного платья, точно в центре, сверкало единственное украшение – бриллиантовая брошь.

Коки перевел взгляд на целлофановый конвертик.

– На бумаге есть проколы?

– Да, два прокола, – ответил удивленный Чарлзворт. – Бумажку даже сильно порвали, вытаскивая из лифа.

– Интересно, – сказал Коки.

Если вредный старикан находит это интересным, что ему стоит объяснить – почему? Чарлзворт, по-прежнему не замечая ни малейших признаков антагонизма, позволил себе вопросительно приподнять бровь.

– Думаете, это важно?

– Думаю, это может быть жизненно важно, – сказал Коки.

Чарлзворт открыто заулыбался.

– Думаете, это указывает на убийцу?

– Да. – Коки пристально посмотрел в глаза детективу-инспектору. – Я думаю, что, если мы сделаем правильные выводы, это скажет нам, кто убийца. И как, находясь более чем в пятнадцати футах от Изабель Дрю, он мог задушить ее, взяв обеими руками за горло. Бумажка со стихом, безусловно, указывает на того, кто убийцей не является. И, по моему мнению, намекает на иные методы поиска Эрла Андерсона. – Он наклонился и закрыл простыней лицо убитой женщины. – Я не утверждаю, что это обязательно будет правильно. Можно предположить много способов, какими несчастная женщина могла быть убита… Давайте посчитаем… один, два, три… Но веревки, бумажка в лифе, брошь и, прежде всего, само стихотворение – они указывают на одного из них. Особенно если на бумаге есть прокол. Поэтому я думаю, что это очень… ну довольно важно.

Кокрилл надел свою старую фетровую шляпу, сдвинул ее чуть набекрень и ушел. Ох уж эти молодые выскочки!..

На полпути к подсобкам он встретил несущегося галопом констебля.

– Кажется, ее нашли, сэр! Мистер Стаммерс послал меня за вами.

Констебль побежал обратно по гулкому коридору и распахнул дверь в маленькую темную комнату. Несколько полицейских под руководством Стаммерса пытались оттащить в сторону тяжелые декорации, прислоненные к дальней стене.

– Осторожно… Осторожнее, не урони на нее… Да осторожнее, дурак!

В затянутом паутиной углу на полу лежало нечто напоминающее большой сверток, накрытый бутылочно-зеленым бархатным плащом.

Укрытие было выбрано тщательно. Можно было заглянуть сюда хоть десять раз и не заметить, что из-под темной ткани высовывается тонкая белая рука.

Мисс Сволок, мистер Порт и Мамадорогая, сидя на полированных стульях в кабинете мистера Порта, терпеливо ждали, когда их отпустят домой. Двойной Брайан расхаживал по комнате, словно лев по клетке.

– Английские полицейские! Вот уж верно: замечательные работники! Прошло два часа, и ничего не сделано. Все по-идиотски!

Даже мисс Сволок начинала чувствовать, что если Двойной Брайан еще хоть один раз повторит: «Все по-идиотски», она завизжит.

– Засунули сюда, не дают уйти, не объясняют, что происходит…

Он в сотый раз высунул голову за дверь и обратился к констеблю. Констебль в сотый раз ответил ему, что он «всего лишь выполняет распоряжение начальства».

Наконец появился Чарлзворт. Он нес Перпетую в своих сильных молодых руках, а Кокрилл с кислым лицом шел позади. (Мышцы – это еще не все!)

– Положите ее сюда, – сказал Коки, выдвигая вперед единственное кресло. И отмахнулся от взволнованных вопросов: – Жива. Просто в обмороке. Чуть не задохнулась под тем плащом, бедная девочка.