Курьезы холодной войны. Записки дипломата - Тимур Дмитричев

Машина министра с водителем уже ждали меня у главного входа в особняк недалеко от четырёх-пяти иномарок, принадлежавших Л.И. Брежневу. Генеральный секретарь Коммунистической партии Советского Союза страшно любил автомобили. Он обожал сам сидеть за рулём и разгонять их на полной скорости, невзирая на плохое состояние наших дорог и правила движения. Эта страсть Л.И. Брежнева неоднократно кончалась дорожными происшествиями, по крайней мере одно из которых оказалось для него серьёзным. Зная об этой слабости советского руководителя к машинам, некоторые главы правительств и государств стран Запада, желая особо расположить к себе нашего вождя, дарили ему лучшие модели своей промышленности, которые постепенно выросли в небольшую коллекцию.

Садясь в лимузин министра, я заметил стоявшую впереди около высоких, но пока ещё закрытых ворот, наглухо отделявших нас от внешнего мира, милицейскую машину с сигнальными огнями: нам было дано сопровождение.

— Ну что, поехали? — спросил меня водитель, когда я стал садиться, и повернул ключ зажигания.

— Да, конечно, — сказал я, и мы мягко покатились по дорожке к открывавшимся воротам. Милицейская машина включила сигнальные огни и, резко рванувшись в зияющую пасть ворот, повернула в сторону Киевского вокзала.

Мы последовали за ней и довольно быстро поехали в направлении к набережной Москвы-реки по пути в министерство и на мою встречу с Джакобом Бимом. Когда мы подъезжали к первому перекрёстку в этом обыкновенно совсем не загруженном транспортом районе, я ещё издали заметил, что для нас уже горел зеленый свет. Он оставался зеленым ещё какое-то время после того, как мы его проехали, создав большое скопление легковых и грузовых автомобилей на выходившей на него боковой улице.

Генерал Антонов оправдывал своё обещание, обеспечив нам открытый проезд хотя бы на этом легком отрезке нашего маршрута. Вскоре мы уже беспрепятственно приближались по набережной к Бородинскому мосту. Но и здесь мы сразу смогли убедиться в правоте слов генерала: поскольку всё движение было остановлено и для нас была зарезервирована примыкающая к осевой полоса, мы повернули на мост, идя как бы против движения, и затем буквально пронеслись по прямой мимо длинных рядов стоящего транспорта.

Оказавшись на Смоленской площади, наша машина нырнула в узкую дорожку, которая небольшой лентой обнимала периметр боковой части высотного строения МИД. Доехав до въезда в закрытый двор министерства, водитель лихо проскочил чугунную решетку распахнувшихся перед нами ворот и уверенно остановил машину у единственной двери в этом унылом каменном мешке. Это и был личный подъезд министра. Мы с водителем ещё раз уточнили его действия на остававшуюся часть операции, и я вошел в дверь подъезда, которая открылась передо мной словно по щучьему велению благодаря стоявшему внутри здания дежурному милиционеру.

Первое, что мне бросилось в глаза при переходе через порог, была длинная красная дорожка, которая веселой праздничной полосой бежала от находившегося прямо у двери личного лифта министра через коридор и затем огромный вестибюль к главному входу, где она гостеприимно расстилалась перед ногами входивших гостей. Такой парадный ковёр, развёрнутый от центральных дверей, обычно означал приезд или присутствие в здании важного иностранного посетителя. Скорее всего, в этот день вряд ли кто обратил внимание на то, что парадная дорожка была положена не прямо ко второму посту проверки документов, как обычно, а уходила резко вправо в глубину помещений первого этажа.

В вестибюле царила атмосфера обыкновенного рабочего дня с её суетой входивших, кого-то ожидавших или выходивших сотрудников и посетителей. Убедившись, что здесь всё было приготовлено в соответствии с инструкциями, я вышел из здания через центральные двери к дугообразной дорожке подъезда гостей перед его фасадом.

Время моего появления на месте свидания с американским послом оказалось очень удачным. Весь путь от особняка до министерства занял всего 12–14 минут. Бим ещё не приехал, и это было важно. Я почувствовал облегчение, увидев, что пока всё шло по предусмотренному сценарию. Потом я стал всматриваться в ту сторону, откуда должна была появиться машина посла. Отметив, что её там пока не было, я перевёл взгляд на саму площадь, где машина должна была делать разворот для подъезда к МИД. Всё движение через площадь и на выходящих на неё улицах было остановлено. Здесь и там были видны милицейские машины с включенными сигнальными огнями. Насколько я помнил, для проезда машин послов движение никогда раньше не останавливали.

В этой связи надо сказать, что посольство США в Москве находится на расстоянии всего около одного километра от высотного строения МИД. При выезде из ворот посольства на своей машине Джакоб Бим не мог не обратить внимания на необычную картину стоящего без движения транспорта при одной оставленной свободной полосе, по которой его черный «линкольн» в одиночку следовал к Смоленской площади для быстрого проезда на встречу с советским министром иностранных дел. Осознание Бимом ещё большей неординарности складывавшейся ситуации могло лишь усилить его худшие предположения относительно срочности и причин вызова на беседу с А. А. Громыко. При таком умонастроении посла моя задача отвлекать и развлекать его мне представлялась ещё более сложной, особенно в свете тех новых сюрпризов, которые ожидали его согласно подготовленному сценарию. Эти мысли проносились у меня в голове, пока я продолжал напряженно вглядываться в стоявшие неподвижно ряды городского транспорта, пытаясь обнаружить среди них длинный черный лимузин со звездно-полосатым флагом на правой стороне его капота.

Не более чем через пару минут посольский «линкольн», мягко покачиваясь на неровностях московского асфальта, торжественно, словно большой пароход, выплыл из-за серой массы стоявших грузовиков, автобусов, троллейбусов и автомобилей, направляясь по арке гостевой дорожки к центральному входу министерства. Машина Бима ещё находилась в нескольких метрах от обычной остановки, где я её поджидал, когда стала открываться её задняя дверца: посол уже свидетельствовал своё нетерпение поскорее узнать, что же, в конце концов, привело его в таком срочном порядке на встречу с советским министром в столь загадочных обстоятельствах. Его и здесь ожидало разочарование, поскольку от меня он практически ничего не мог получить, кроме ещё нескольких сюрпризов.

Джакоб Бим, должно быть, заметил меня до того, как остановился его автомобиль, поскольку как только это произошло, он буквально выскочил из уже ранее открытой им дверцы с протянутой ко мне для пожатия рукой.

— Добрый день! Как ваши дела? — выпалил он ещё до того, как мы приблизились на расстояние рукопожатия. Русского языка Бим не знал, и всё наше общение с ним проходило по-английски.

— Добрый день, господин посол, — начал я своё приветствие. — Благодарю вас, у меня всё хорошо. Как вы сами? Представляется, что всё обстоит благополучно, — быстро добавил я в надежде сразу направить разговор в оптимистическое русло. — Вы посещаете нас в такой прекрасный день, — продолжал я, рассчитывая на отвлекающий маневр в сторону всегда спасительного предмета погоды независимо от её состояния.

— Скажите, пожалуйста, а вы не знаете в связи с чем хочет видеть меня ваш министр и так срочно? — спросил меня Бим вместо того, чтобы ответить на мой комментарий.