Русские распутья или Что быть могло, но стать не возмогло - Сергей Кремлев

Говорить о личной трусости не приходится, скорее всего, бегство Дмитрия было вынужденным решением в свете неожиданности нападения и ослабления военной мощи, подорванной тяжёлой Куликовской победой.

К тому же, великий рязанский князь Олег Иванович предательски указал Тохтамышу броды на Оке, а тверской князь Михаил Александрович также повёл себя предательски по отношению к общерусскому делу в расчёте на получение ярлыка на великое владимирское княжение и ослабление веса Москвы на Руси.

Не лучшим образом зарекомендовал себя и суздальско-нижегородский князь Дмитрий Константинович Старший – отец предателей Кирдяпы и Семёна. Безответственное и бездарное поведение Дмитрия Константиновича уже стоило Руси разгрома в битве 1377 года на реке Пьяне, когда были разбиты соединённые силы суздальско-нижегородских и московских полков.

Собственно, в «Повести о нашествии Тохтамыша» вполне определённо говорится, что Дмитрий не нашёл в среде «князей русских, и воевод, и советников, и вельмож, и бояр старейших» необходимого согласия и готовности встретить войско Тохтамыша в открытом поле – «и обнаружилось среди князей разногласие, и не захотели помогать друг другу, и не пожелал помогать брат брату…».

«И то поняв, и уразумев, – продолжает автор “Повести..”, – и рассмотрев, благоверный князь пришёл в недоумение и в раздумье великое, и …не пошёл на бой…, но поехал в город свой Переяславль, а оттуда – мимо Ростова, и затем уже, скажу, поспешно, к Костроме…»

То, что Дмитрий в 1382 году не запаниковал, а лишь реально оценил свои шансы, доказывает последующий ход событий. Несмотря на кажущийся крах Москвы, Дмитрий отнюдь не впал в ничтожество и слабость, а уже скоро восстановил отношения с Тохтамышем, нейтрализуя претензии Михаила. Расположение Тохтамыша было куплено в прямом смысле слова – огромными денежными выплатами. Выходит, было чем платить… А платить было чем постольку, поскольку казна Дмитрия и многие московские ценности Тохтамышу явно не достались, будучи спешно вывезенными в Кострому.

В 1385 году Дмитрий погромил предателя Олега, в тот же год пойдя на Великий Новгород, чтобы наказать его за разбои новгородских пиратов-ушкуйников на Волге. Новгород откупился уплатой 8000 рублей – сумма огромная, в компенсацию за понесённый ущерб.

Безусловно, ни на что подобное Дмитрий оказался бы не способным, если бы не ушёл из Москвы с казной и войском. Его личных войск не хватило бы для отпора Тохтамышу, но было достаточно для сохранения ведущего положения среди русских князей. В видах будущего это и было самым существенным и важным.

Говоря о сути противостояния тверских и московских князей, нельзя не учитывать и позиции настоятеля Троице-Сергиева монастыря преподобного Сергия Радонежского (1315–1392).

Выдающийся религиозный и политический деятель средневековой Руси, сын ростовского боярина Кирилла, Сергий пользовался среди современников непререкаемым авторитетом, выступая и как светский арбитр. При этом Сергий всегда твёрдо и последовательно стоял на стороне Москвы, был крёстным отцом сыновей Дмитрия Донского – Юрия и Петра.

В 1395 году Сергий уладил конфликт великого князя московского с великим князем рязанским Олегом Ивановичем. К аргументу Дмитрия – мечу, Сергий прибавил душевную беседу с Олегом, увещевая его и говоря о великой задаче всех русских людей и князей – собраться под знамёнами Москвы. В итоге Олег пошёл на заключение вечного мира со своим давним противником и в 1386 году между Москвой и Рязанью был подписан договор о границах, скреплённый женитьбой сына Олега на дочери Дмитрия.

Ревнителем общерусского единства и помощником Донского Сергий Радонежский, переживший Донского на три года, оставался до самой смерти и был канонизирован русской церковью.

То, что Сергий Радонежский, которого нельзя не считать умом и совестью тогдашней Руси, проповедовал необходимость главенства Москвы, должно окончательно утверждать нас в мысли об объективном характере процесса, приводившего к новому общерусскому государству в виде уже Московской Руси.

Погром Москвы Тохтамышем общего расклада сил не изменил, и в итоге Димитрий Иванович Донской стал первым постмонгольским русским великим князем, который передал великое княжение по наследству своему сыну Василию I Дмитриевичу непосредственно – без ярлыка Золотой Орды, а по духовному завещанию, как «свою отчину». И это было не менее «знаковым» событием, чем Куликовская победа.

Впрочем, без первой не было бы и второго.

Однако отнюдь не радостным, при всех русских успехах, было то, что эти успехи были успехами, по сути, выживания.

Западная же Европа, пережив в середине XIV века трагедию эпидемии «чёрной смерти», выходила на новый – более высокий и творческий – цивилизационный виток.

Прикрытая Русью от монголов Западная Европа за те два века – XIII-й и XIV-й, которые Русь провела под степным сапогом, сильно ушла в отрыв, в том числе – по части политических и личных свобод. Основательный труд В.И. Рутенберга «Народные движения в городах Италии», изданный Академией наук СССР в 1958 году сообщает:

«XIV – начало XV в. – время крупных крестьянских и городских восстаний средневековья. Уже в начале XIV в. на севере Италии вспыхнуло первое из этих народных движений – восстание Дольчино. Во второй половине столетия феодальную Европу озаряют огни Жакерии (крестьянская война во Франции, – С.К.); в Англии, впервые в истории, крестьянская армия с помощью горожан занимает столицу государства; восставшие крестьяне Северной Италии – тукины, вынуждают герцога Савойского подписать с ними компромиссное соглашение. В этот же период происходят такие крупные городские движения, как восстание Этьена Марселя в Париже, чомпи во Флоренции, ткачей в Генте и Брюгге… В начале XV в. грандиозное крестьянское восстание гуситов охватывает Чехию…».

Выше дана впечатляющая картина социальных отношений в Европе, развитие которой проходило под влиянием чисто внутренних факторов и причин. В результате того, что средневековым европейцам не выпала участь жить по прихоти безжалостных и невежественных поработителей, уже в XIII веке в наиболее развитых областях Италии по инициативе городов-республик было ликвидировано крепостное право. В передовых городских центрах Италии сопротивлявшиеся этим декретам феодалы лишались по закону политических прав.

А что же Русь – бывшая Гардарики, «страна городов», страна древнего вечевого прáва? В те же годы, в которые Западная Европа бурно развивает экономику и культуру, закладывая основы будущего капиталистического уклада, Русь лишь выживает. Политических прав русских князей никто не лишает, ибо князья, живущие под страхом вызова в ханскую ставку и удушения, политических прав – в европейском смысле – не имеют.

Тем более прав не имеет народная масса, а точнее, она реализует и развивает свои права до черты, которую провела внешняя чуждая сила носком сапога баскака или ханского подручника.

И вот с начала XV века Русь постепенно начинает снимать с себя цивилизационную и политическую удавку, наброшенную на неё монголами. Но что может стать залогом того, что эта удавка не будет более наброшена на русскую выю? Сама жизнь убеждает русское общество, что гарантировать России суверенное развитие способно лишь мощное государство с жёсткой государственной и общественной дисциплиной.