Благородство ни при чем - Люси Монро

– Да, он чудесный малыш, даже если ночами не спит, когда у него зубы режутся.

Маркус прислонился спиной к кухонной стойке, скрестив ноги, и сделал еще один глоток. Дженни обошла стойку и села на табурет. Ронни не отходила от раковины, оттирая со столешницы несуществующее пятно.

– Итак, вы снова собираетесь быть вместе или как? – спросила Дженни с детской непосредственностью.

Ронни замерла и устремила на Маркуса тревожный взгляд, умоляя его глазами, но о чем? Может, она не хотела, чтобы он что-то говорил о своем предложении? Плохо. Он не собирался дальше играть роль очень плохого парня.

– Я бы хотел, – честно признался он. – Я попросил твою сестру выйти за меня замуж.

Ронни засмеялась:

– Да уж!

– Ты хочешь сказать, что он не просил тебя выйти за него? – с острым интересом к теме спросила у сестры Дженни.

– Да.

– Какого черта?! – взорвался Маркус, но Ронни его перебила:

– Ты не просил. Ты приказал мне выйти за тебя. Между этими вещами существует большая разница, даже если ты ее не видишь.

Черт! Может, из-за этого она заартачилась?

– День выдался трудный. Я был не в романтическом настроении, – несколько смущенно признался он.

Она, вероятно, подумала, что для неандертальца он делает крупные успехи.

– Ты серьезно? – спросила Дженни уже без всякой насмешки. – Людоед хочет на тебе жениться?

Ронни смотрела на него, словно говоря взглядом: «Смотри, какую кашу ты заварил», – но при этом утвердительно кивнула.

– Я думала, что он ни с кем не завязывает прочных отношений, – растерянно сказала Дженни.

На скулах его заиграли желваки.

– Твоя сестра не знает меня так хорошо, как ей кажется.

– Прости, но это не так, – сказала Ронни и шлепнула тряпку для посуды в раковину. – Ты сказал мне, что ты не хочешь никаких обязательств, что это всего лишь секс. Я ведь не ошиблась?

Дженни чуть не вскрикнула, услышав тираду сестры. Это было совсем на нее не похоже. Маркус не удивился. Когда Ронни разойдется, маска чопорного спокойствия начинает с нее сползать.

Он не мог отрицать ее слов. Он наговорил ей весь этот вздор, в который тогда и сам верил. До Вероники у него никогда не было с женщинами ничего большего, чем просто секс, и его шокировало то, что маленький офисный робот мог зажечь в нем более глубокие чувства.

И вместо того чтобы попытаться объяснить необъяснимое, он сфокусировался на том, что может ухватить.

– Не думаю, что следует обсуждать нашу сексуальную жизнь с твоей младшей сестренкой.

– Почему? Я уже десять месяцев как живу с результатом этой вашей жизни, – саркастически заметила Дженни.

Ронни сжала кулаки, глаза ее стали растерянными. Она отвернулась. Маркусу страшно захотелось обнять ее, притянуть к себе и сказать, что все у нее будет хорошо.

Но он этого не сделал. Он нахмурился и посмотрел на Дженни:

– Я бы все отдал, чтобы разделить с тобой эту привилегию.

Она посмотрела на него с сочувствием:

– Понимаю. Я говорила Веронике: вы можете быть равнодушны к ней, но из этого не следует, что вы не хотите знать о вашем ребенке.

Дженни попала в самую точку. Даже если Вероника была уверена в его нежелании вступать с ней в серьезные отношения, у нее не было причин полагать, что он того же мнения относительно ребенка. Если ею что-то и двигало, так это страх, что он заберет у нее сына. Говорила ли она об этом Дженни? Едва ли.

Черт, он готов был поспорить, что она ничего не сказала Дженни о фиаско с «Хайпертоном» и о том, как ей удалось раздобыть денег на лечение Дженни во Франции. Это очень похоже на Ронни – скрывать грязную правду от сестры и нести весь груз в одиночку.

Он вылил остатки кофе из чашки в раковину и направился к двери. Ронни осталась на кухне в ледяном молчании, а Дженни оценивающе за ним наблюдала.

Он остановился в дверях и, переведя взгляд с одной на другую, сказал:

– Но все дело в том, что я хочу твою сестру.

– Что написано на этой чертовой бумажке? Эллисон скосила взгляд на листок бумаги в руках Джорджа.

– Это заявление об уходе. – Он держал просьбу Эллисон освободить ее от занимаемой должности не позднее чем через две недели, как только будет найдена подходящая замена.

Всю прошлую ночь она провела в размышлениях о том, что ее ждет, и пришла к выводу – присутствие Джорджа Клайна в ее будущем не предвидится. Она слишком себя уважала, чтобы стать сексуальной игрушкой в руках мужчины, даже такого, как Джордж Клайн, и, следовательно, должна уйти из его жизни.

– Ты не можешь уволиться из-за вчерашней дурацкой ссоры.

– Я не из-за этого ухожу. Он задумался.

– Тогда в чем дело?

– В уважении. В твоем уважении ко мне, которого нет, и в моем чувстве собственного достоинства. Продолжать работать на тебя я не стану.

Он подошел к столу Эллисон и рывком поднял ее со стула. Не грубо, но твердо.

– Я тебя не отпускаю.

Находиться с ним в столь опасной близости было для нее сродни самоубийству, но она подавила эмоции, как это делала всегда в офисе.

– Я понимаю, что поиски и прием на работу нового персонального помощника создадут тебе неудобства, но тут я ничего поделать не могу.

– И я, по-твоему, должен себе подготовить другую любовницу тоже? – язвительно поинтересовался он.

Она поморщилась:

– Да.

Клайн покачал головой:

– Этого не случится. Вы не уйдете от меня, леди. Ты мне принадлежишь, поняла?

– Трудовое соглашение – это не договор о рабстве. Я могу перейти на другую работу, если захочу.

Лицо его сделалось пепельным.

– Речь идет не о твоей работе, дорогая. Речь идет о нас. Он никогда не называл ее «дорогая» в офисе до этого.

Почему, чтобы сделать это, он должен был дождаться сегодняшнего дня? Это могло бы случиться и раньше.

– Работа секретарши – это единственный аспект моей личности, который имеет для тебя значение. Ты вчера это доказал. Яне останусь, и тебе не уговорить меня изменить решение.

– Почему ты не отвечала на мои звонки вчера вечером?

– Я отключила телефон.

– И домофон тоже?

Она покачала головой. Горло сдавил спазм. Она не отвечала вчера на звонки, как сейчас не прореагировала на стук в дверь начальственного кабинета. А ведь Клайн явно ждал посетителя.

– Я обидел тебя вчера.