Это не то, что я хотела - Мария Бронте

что ей надо было сидеть на скамейке и ждать папу, когда он вернётся с аптеки с лейкопластырями.

– Нисколечко, – ответила Элис, не сильно помотав головой. Руки и ноги стали затекать.

– А ты боец для своего возраста, даже ни слезинки не пустила, – немного удивилась Лив и начинает штриховать рисунок.

– Элис, вот ты где! – послышался в близости знакомый мужской голос. Элис поворачивает голову и замечает рядом стоящего папу с упаковкой лейкопластырей в руке. – Я же просил тебя никуда не уходить, – отчитал её Джон. Элис же взглянула на него растерянными глазами, а потом на Лив, которая продолжала рисовать, но карандаш стал двигаться быстрее. – Пошли, заклеим тебе раны и пойдём домой, а то мама уже нас заждалась, – он протягивает ей руку.

– Ладно, – грустно кивает Элис и кладёт свою руку в большую ладонь. Она переводит свой грустный взгляд на Лив и машет ей рукой. – Пока, Лив. Было приятно с тобой познакомиться, – с небольшой улыбкой попрощалась она.

– Стой, – вскрикнула Лив и вырывает лист с блокнота, встаёт с травы и подбегает к ней. – Это тебе, держи, – и она вкладывает в свободную руку этот же лист с рисунком.

Элис небрежно берёт лист и сразу с интересом заглядывает в него. Там была изображена сама Элис в красивой позе, с которой Лив ей помогала. Все детали лица девочки она в точь-точь изобразила на бумаге, что будто это была наложенная фотография, но это всё ручная работа. Рядом с рисунком было подписано «Милая девочка Элис. От Лив» и маленькое сердечко между предложениями. Работа была выполнена настолько великолепно, что Элис приоткрыла рот от удивления. Как за пять минут можно было нарисовать такой большой шедевр? Это же невозможно! И тогда Элис поняла, что невозможное – возможно.

– Спасибо! – глаза Элис загораются счастьем и она подпрыгивает на месте, а затем обнимает Лив за талию. Лив же скромно улыбается и ободряюще гладит Элис по спине. – Я тебя никогда не забуду, пока! – Элис вновь машет ей рукой на прощание и бежит обратно к Джону.

Девочка догоняет Джона и хватается за его большую руку. Джон же смотрит на дочь свысока и с ухмылкой подмигнул ей. Он усаживает её на скамейку и садится на корточки, распечатывая коробку с лейкопластырями, затем распечатывает сам лейкопластырь и наклеивает его на раненую коленку дочери. Такую же процедуру провёл и со второй.

– Дома обработаем, а пока что так, – он поглаживает её законные коленки, будто прогонял всю боль, а затем выкидывает лишние бумаги в ближайшую урну. Девочка спрыгивает со скамейки и хватается за руку отца.

– А ты купишь мороженое? – умоляющим тоном спросила она.

– Только если будешь есть потихоньку.

– Я буду есть потихоньку, – даёт слово Элис, прикладывая кулак к груди.

– Я польщён.

Элис спрыгивает со скамейки и хватается за протянутую руку Джона. Вприпрыжку она шла домой, всё также держась за руку папы, а сам Джон шёл спокойным шагом, иногда поглядывая за своей дочкой с улыбкой. Элис посматривала н всех людей в парке, будто с ними прощалась, мысленно, и когда её глаза случайным образом попадаются на скамейку впереди них, замечает мужчину, который сидел на скамейке, одиноко поставленной от всех. Он выглядел примерно такого же возраста, как и Джон. Он курил сигарету, выпуская в воздух серые клубни с неприятным запахом, и целенаправленно смотрел за Элис, не отводя от неё взгляда. Взгляд его выглядел хладнокровным, и в то же время пугающим. Элис мельком взглянула него и быстро отвела взгляд, потому что испугалась его, хоть он ничего и не совершил никаких действий, кроме пугающего взгляда. Но периферическим зрением она продолжала наблюдать за ним. Он всё также продолжал смотреть исподлобья на девочку. Она запомнила взгляд этого мужчины на всякий случай. Вдруг она где-то снова встретит его и надеется, что только в парке, а не поблизости своего дома. По коже девочки пробежали мурашки от плохих мыслей, которые она представила, но она понимала, что рядом с ней находится папа и никто её не тронет. А если всё же кто-то посмеет тронуть его любимую дочку или прикрикнет в её сторону плохие слова, он тут же свернёт этому идиоту шею с хрустом. С ним она чувствовала настоящую непробиваемую защиту.

– Ну как ты так, солнце? Надо быть осторожней! Под ноги смотреть, а не бежать, куда глаза глядят. Почему вы, дети, такие непослушные! – с ворчанием отчитывала дочку Карен и капала из флакона несколько капель перекиси водорода на ватный диск.

Вся семья находилась на кухне, а Элис посадили на столешницу, чтобы обработать раны. Элис ненавидела эту процедуру обеззараживания бактерий, потому что было больно и сильно жгло, заставляя тебе сжаться от боли. Хотя всегда мамы говорить, что это всего лишь водичка. Ни хрена это и не водичка, но Элис благодарила тогда в эти моменты всевышнего Бога, что это был не йод.

– Это же дети, Карен, – с усмешкой отвечает Джон, разглядывая Элис с большой любовью.

– Да-да, – отвечает без эмоций Карен и прикладывает ватный диск к коленке из-за чего Элис шипит и закрывает глаза.

– Потерпи немножко, – Джон начал поглаживать её по волосам, а затем нежно поцеловал в висок.

– Да, потерпи немножко, а то так в змею превратишься, – ухмыльнулся входящий на кухню юноша лет шестнадцати.

Его тёмные волосы были вновь растрёпанны после очередной тренировки по вечерам, а лицо было красным от физических нагрузок. Одет был в спортивную одежду и с рюкзаком на одном плече. Он заметил зарёванное лицо своей сестры и понял, что его шутка была не в подходящий момент. Томас сразу поджал губы от стыда и взглянул на её коленки в крови. Томас ещё тот шутник, мог шутить даже в неподходящие моменты, но не когда находится рядом с родителями.

– Томас! – взбушевалась Карен.

– Да всё-всё, я понял, – извиняется Томас и виновато выставляет руки вперёд. Он подходит к Элис и с сожалением взглянул на её разбитые в кровь колени. – Больно?

– Нет, – вполголоса ответил девочка, не поднимая голову.

Конечно же ей было больно, просто она не хотела показывать всем свою боль. Чем тебе поможет проявление боли на публику? Чтобы тебе долго расспрашивали, а всё ли у тебя в порядке, а не нужна ли тебе помощь? Что-то случилось? Благодаря таким унылым фразам, ты открываешь человеку всю свою боль, надолго и надёжно спрятанную в себе. Именно так люди пытаются быть ближе к тебе, чтобы ты рассказал им все свои слабые стороны и секреты, о которых ты никому не рассказывал,