Презумпция невиновности - Скотт Туроу

– Вам, конечно, было неизвестно, есть ли в квартире мисс Полимус кондиционер?

– Откуда мне это знать, сэр?

– Но вы знаете, что от прокуратуры до набережной рукой подать, тогда как до дома мистера Сабича в Ниринге надо трястись на автобусе?

– Знаю, сэр.

Что бы ни думали присяжные о мисс Мартинес, пятнадцатиминутные показания следующей свидетельницы превращаются в настоящий фарс.

Миссис Крапотник – вдова. Она не говорит, от какой болезни умер мистер Крапотник, но нетрудно предположить, что без нее тут не обошлось.

Миссис Крапотник – пышнотелая дама, ярко накрашенная и обвешанная украшениями. Ее рыжеватые волосы торчат, как нестриженный куст. С такой не каждый справится. Вместо того чтобы отвечать на вопросы, она говорит что взбредет ей в голову. Рассказывает, что покойный мистер Крапотник владел двухэтажным домом, который он купил по случаю на берегу реки, когда там и набережной не было, а была, как выразилась свидетельница, «мусорная свалка», кроме того, он самолично руководил ремонтом и отделкой дома.

– Он у меня все наперед видел. Предсказывал, что будет, право слово. Когда мы пришли смотреть дом, что там было, вы не поверите, мистер Делягарди! …Вас ведь Делягарди зовут, правда?

– Дель Ла-Гуарди, – поправляет ее Нико и воздевает очи к небу, словно молит высшие силы о помощи.

– Такая вонь стояла. Я не брезгливая, но меня, неудобно говорить, чуть не вырвало. Право слово, чуть не вырвало.

– Мадам… – который раз тщетно пытается остановить ее Нико.

– А ведь супружник мой всего водопроводчиком был. Кто бы мог подумать, что он станет по недвижимости кумекать.

Наконец в россказнях миссис Крапотник прозвучало имя Каролины. Почти десять лет назад она стала их жиличкой. Занимала комнату на втором этаже. Чета Крапотник жила на первом. Потом часть дома арендовал жилищный кооператив, и Каролина внесла свой пай. «Откуда у мелкого служащего органов правопорядка такие деньги, чтобы снимать квартиру в доме на набережной? Ведь за учебу на вечерних юридических курсах ей тоже приходилось платить», – пишу я Кемпу записку. Джейми кивает, он тоже об этом подумал. Когда мистер Крапотник умер, Каролина послала цветы, хотя так делать не принято.

Нико не терпится поскорее отделаться от свидетельницы. Он даже не рискует задать вопрос о том вечере, когда было совершено убийство.

– Миссис Крапотник, в этом зале есть кто-нибудь, кого вы видели у квартиры мисс Полимус? – спрашивает он.

– Вон его видела. – Бренча браслетами, она показывает рукой на Ларрена.

Ларрен закрывает лицо ладонями, трясясь от смеха. В зале хохочут. Поняв, что брякнула что-то не то, миссис Крапотник спешит поправить дело:

– И его тоже, – говорит она, показывая на Томми Мольто. Тот оглядывается посмотреть, не сидит ли кто-нибудь за ним.

Нико раскладывает перед миссис Крапотник фотографии; среди них и та, на которой она узнала меня. Она смотрит на снимки, потом на меня и пожимает плечами, как бы говоря: бог его знает.

– Помните, вы узнали человека на фотографии под номером четыре?

– Бог его знает, – говорит она громко. Нико опять возводит глаза к небу. – А-а, да-да, я говорила, что, кажись, это он.

Нико садится на место.

– Защита, приступайте к своим вопросам.

– У меня, собственно, только один вопрос, – откликается Сэнди. – Миссис Крапотник, в вашем доме имеется кондиционер?

– Кондиционер? – Она поворачивается к судье: – Какое ему дело, есть у меня кондиционер или нет?

Ларрен встает с кресла, выпрямляется во всю высоту своего роста.

– Миссис Крапотник, – говорит он, сдерживая раздражение. – Вы должны сказать «да» или «нет» и ничего больше. Иначе я обвиню вас в неуважении к суду.

– Да, есть, – буркает миссис Крапотник.

– Ваша честь, – говорит Сэнди, – в протоколе будет зафиксировано, что свидетельница не уверена, что узнала на фотографии мистера Сабича?

– В протоколе будет зафиксировано, – отвечает Ларрен, – что мистер Сабич является одним из тех присутствующих на данном заседании лиц, которые приходили в гости к мисс Полимус.

Под смех зала Ларрен Литл закрывает заседание и уходит к себе. Обступившим его журналистам Сэнди говорит, что не станет подводить итоги дня. Джейми запихивает в портфель босса бумаги. Сэнди берет меня под локоть и ведет в коридор.

– Рано радоваться, – говорит он. – Вечером нам придется посидеть. Завтра свидетельствует Реймонд Хорган.

Как все знакомо! Вечером я возвращаюсь домой после дня, проведенного в здании суда, усталый, как чернорабочий. Кости ломит, мышцы напряжены, потная рубашка липнет к телу.

Сидя в зале заседаний, я почти забываю, кого судят, и внимательно слежу за процессом. Если меня оправдают, я вернусь к своей работе, опять накинусь на книги, делая выписки и заметки. Я всегда был трудоголиком. Далеко за полночь автобус приезжает в Ниринг. Я иду пустынными улицами пригорода, меня отхватывает знакомое чувство покоя. Я достиг своей гавани.

У двери дома я сажусь в кресло-качалку и снимаю ботинки, чтобы не разбудить Барбару, когда поднимусь наверх. В доме тихо и темно. Я упиваюсь тишиной и темнотой и в уме подвожу итоги дня. И вдруг под влиянием то ли разговоров в суде, то ли непрошеных воспоминаний о том, как я, крадучись, точно вор, возвращался домой в те сладостные недели и месяцы, перед моим мысленным взором возникает видение: обнаженная по пояс Каролина, ее высокие упругие груди и большие торчащие соски, ее распущенные волосы наэлектризованы от нашей возни в постели, полураскрытый чувственный рот и губы, с которых вот-вот сорвется какая-нибудь непристойная шутка. Я застываю от горячего желания, и мне безразлично, что оно неисполнимо, что это сумасшествие. Я шепчу ее имя: «Каролина…» Меня захлестывает волна нежности, и мне хочется быть с нею снова и снова… Потом видение пропадает, растворяется в воздухе. Я с трудом перевожу дыхание. Теперь мне не заснуть несколько часов. Я шарю на полке, ищу что-нибудь выпить. Надо бы подумать, что означает это полуночное видение, но я не в состоянии думать. Все прошло, прошло безвозвратно. Я сажусь в кресло и кладу на колени портфель. С ним, странное дело, спокойнее.

Перед моим мысленным взором проходят люди, сыгравшие большую роль в моей жизни, крутятся около, как спутники вокруг планеты. Барбара, Нат, мои родители… Я вздрагиваю от переизбытка привязанности, любви и горького сожаления и стыда. Полный отчаяния, я обещаю всем им, себе, Богу, в которого не верю, что, если избавлюсь от этой напасти, буду жить иначе – лучше. Обещание твердое, искреннее, как последние слова умирающего.

Я пью виски и жду, когда на меня снизойдет покой.

Как только Реймонд Хорган входит в зал заседаний, я замечаю, что на нем тот же легкий полотняный светло-синий костюм, в котором он был на похоронах Каролины. Реймонд располнел, но держится так же уверенно и внушительно. Его можно было бы назвать грузноватым, однако идет он легко, и по всему видно, что это птица высокого полета. Ларрен приводит его к присяге, они обмениваются понимающими улыбками. Сев на свое место, он оглядывает присутствующих профессиональным взглядом, кивает Стерну, встречается глазами со мной. Я стараюсь смотреть на него спокойно и холодно. В эту минуту я всем сердцем жажду, чтобы меня оправдали – не ради самой свободы, а для того, чтобы увидеть, как он будет прятать глаза, когда мы встретимся на улице.