Тайный дневник да Винчи - Анхель Гутьеррес

Как бы там ни было, все снова сводилось к одному: что такое современный Приорат — обыкновенная утка или серьезная организация.

Каталина на машине уже въехала в Париж. Как ни странно, сейчас она вздохнула с облегчением, влившись в плотный поток напряженного уличного движения большого города. Глупость, конечно, но почти две трети пути молодую женщину не оставляло чувство, будто ее преследуют. Что-то насторожило Каталину в автомобиле, висевшем у нее на хвосте всю дорогу. Она явно видела его раньше… В Жизоре, вспомнила она, он стоял на обочине на выезде из усадьбы. Может, ей померещилось, и это другая машина? В конце концов, в мире производят миллионы одинаковых машин, и все-таки… Водитель свернул в сторону за двадцать километров от Парижа, однако тревога не улеглась.

Утром, поговорив с Альбером, Каталина сделала четыре телефонных звонка. Прежде всего она связалась с редакцией своей газеты в Мадриде и уговорила шефа дать ей еще один отгул, поклявшись будущими детьми явиться на работу как штык в одиннадцать утра во вторник. Затем она аннулировала свой авиабилет и забронировала новый на самолет, вылетавший завтра без десяти семь утра из Орли. Потом она дозвонилась до отеля в Париже и заказала номер: из-за очень раннего рейса разумнее представлялось переночевать в городе, чем возвращаться в Жизор, а в середине ночи мчаться обратно, чтобы успеть в аэропорт на регистрацию. Наконец, она позвонила в контору д’Аллену и попросила его устроить встречу с кем-нибудь из членов Приората в представительстве ордена в Париже. Адвокат немедленно ответил, что даже не подозревал о существовании подобной организации, чему Каталина совсем не удивилась. Тем не менее она проявила настойчивость, сказав д’Аллену, что наверняка у него обширный круг знакомств и большие связи, и с их помощью, пусть и не напрямую, он мог бы договориться о такой встрече. Д’Аллен сдался и пообещал кое-кому позвонить и посмотреть, что можно сделать. Он перезвонил Каталине через час, очень довольный, и сообщил: через своего друга из министерства внутренних дел он сумел договориться о встрече в четыре часа в представительстве Приората.

Вот почему Каталина поспешила в Париж. В городе она отправилась по адресу, продиктованному д’Алленом. Очаровательная секретарша впустила ее. Каталина ждала всего пять минут в уютной приемной, мило обставленной и украшенной прелестными картинами, где играла приятная музыка. Ковровая дорожка, выстилавшая путь к симпатичной двери кабинета, тоже была чудесной. Секретарша ласково пригласила ее войти, и человек с несомненно приятным выражением лица стоя дожидался Каталину в кабинете. Интерьер кабинета и даже свет, струившийся из окна, располагали к беззаботным мыслям. Каталину замутило: настолько милым, приятным и располагающим выглядело все в штаб-квартире Приората в Париже.

— Добрый день, — любезно приветствовал гостью хозяин кабинета; его тон и тембр голоса в любых обстоятельствах звучали бы приветливо и мило, как запись на пленке. — Меня зовут Марсель.

— А я — Каталина, Каталина Пенан.

— Очень приятно познакомиться. Что вам угодно? Месье Дюшан нас предупредил: речь идет о весьма важном деле.

Каталина догадалась: Дюшан — друг д’Аллена, работавший в министерстве внутренних дел.

— Я бы хотела узнать от вас о Пьере Плантаре и Филиппе Шеризе.

— Ну разумеется. Представляю… Вы, наверное, начитались или наслушались всякого рода клеветнических сплетен об этих выдающихся членах нашей организации.

— Нет, вы даже не представляете, сколько… Но пожалуйста, продолжайте.

Приятная улыбка Марселя нисколько не потускнела от ее дерзости.

— Определенные личности и группы давления развернули и дирижировали настоящей кампанией с единственной целью — запятнать репутацию господ Плантара и Шеризе, а также писателей, исключительно порядочных и добросовестных, таких как месье де Сед. Нам все это кажется чудовищной несправедливостью, — заверил Марсель, слегка разводя ухоженными руками, сдержанно выражая таким образом свою глубокую скорбь по поводу столь явной и злонамеренной клеветы. — Например, весьма огорчительно то поношение, которому подвергли средства массовой информации месье де Седа, утверждая, будто он сделался игрушкой в руках месье Плантара. А ведь не прошло и нескольких лет с тех пор, как те же средства массовой информации превозносили его как одного из самых авторитетных исследователей, кто когда-либо занимался изучением истории Приората Сиона и других тайных обществ, а также удивительных загадок, вроде тайны Ренн-ле-Шато.

— Я читала, сам Шеризе заявлял: «удивительную загадку», как вы изволили выразиться, они придумали почти от начала и до конца. И еще, как я поняла, именно Плантар снабжал Жерара де Седа материалами для его книг, источниками, чья подлинность весьма сомнительна, как считают многие.

— Я не назвал бы это обманом, мадемуазель Пенан, скорее дезинформацией. Прошу вас, поймите нашу позицию, мадемуазель. Нет сомнений, мы являемся современным обществом, опирающимся, однако, на древнейшие традиции Приората. Мы представляем собой рыцарский орден, тем не менее мы открытая ассоциация и стремимся к укреплению взаимопонимания и сплоченности между людьми. Данная цель записана в нашем уставе, как вам, вероятно, известно. Хотя мы не скрываем свое лицо от мира, есть и другая сторона деятельности, которую я назвал бы не тайной, но конфиденциальной, внутренней или, если угодно, предназначенной лишь для ее членов. Следуя тысячелетней традиции Приората Сиона, мы довольно ревностно храним и оберегаем высшее знание, «духовное сокровище» от посторонних в целом, и естественно, от враждебных нам клеветников и объединений в частности. В отдельных случаях, пытаясь справиться со своей высокой и вполне законной миссией, мы вынуждены предлагать альтернативную версию некоторых событий, исказив до определенной степени информацию, ставшую общим достоянием.

— Вы пытаетесь мне внушить, будто Плантар и Шеризе распространяли свои лживые выдумки более двадцати лет, стараясь не дать тайной истине выплыть на поверхность?

— Мы имеем право защищаться всеми способами, какие сочтем уместными.

— Я вас раскусила.

— Простите?

— Я сказала, что раскусила вас, — повторила очень спокойно Каталина, глядя собеседнику прямо в глаза.

— Уверен, вы неправильно выразились.

— Ошибаетесь. Я выразилась совершенно точно. Всего хорошего, Марсель. Я узнала все, что хотела.

Париж, 1794 год

Беспощадное солнце, слишком жаркое для июня, вдруг обрушилось на «Город света» в эти темные времена. В правление Робеспьера словно мглою заволокло страну, некогда великую, а ныне вынужденную подчиняться власти своих самых негодных детей.

Робеспьер снял очки. Они были с темными стеклами, поскольку его глаза с трудом переносили яркий свет ослепительного солнечного дня. Кроме того, они позволяли отгородиться от всего, чего он видеть не желал. Впрочем, когда надо, он видел все. Быстрым шагом Робеспьер вошел в ратушу, свою главную резиденцию — внушительный Отель-де-Виль, расположенный на Гревской площади, где камни пропитались кровью и головы одна за другой катились в корзину, где много раз с жутким глухим звуком нож гильотины падал на беззащитную шею осужденного, зажатую в колодках, среди воя и улюлюканья толпы.