Избранная стражем - Лена Летняя

Где-то там за пределами комнаты замок возвращался к жизни и вместе с тем отдавал дань погибшим. Возвращались из Малроя ученики и прислуга, вернулись сестры. Полиция и представители местных властей помогали переносить в специально отведенное место погибших, их опознавали и фиксировали смерть, сообщали родным, чтобы те могли забрать тела. Погибшие были и среди гвардейцев, и среди выпускников школы Фолкнора, отозвавшихся на нашу просьбу о помощи.

Отец был бледен, мрачен и молчалив, когда пару раз заглядывал к нам, узнать, как дела и ненадолго забрать маму, если она была ему нужна. В его глазах я замечала непривычную пустоту. Кажется, в нем умерла не только вера в богов, но и в монархию. Мне было больно за него, но все, что я могла сейчас сделать, – это обнять его, когда он заглянул к нам в очередной раз.

– Все будет хорошо, – зачем-то пообещала я. – Теперь уже все будет хорошо. Главное, что все мы вместе.

Он слабо улыбнулся, поцеловал меня в лоб и молча вышел. Да, по крайней мере, мои родители, дяди и Винс остались живы. И даже Соланж, у которой оставалась одна надежда на возвращение домой – Некрос. Ни Варрет, ни Ферер себя в битве не пожалели. Винс сказал, что если бы не они, потерь с нашей стороны было бы гораздо больше.

Уже ближе к ночи Некроса наконец удалось стабилизировать. Он не пришел в себя, но хотя бы перестал выскальзывать из наших рук. Мы могли больше не дежурить у его постели и не делиться целительной Силой, но я все равно отказалась уходить.

– Тебе самой надо бы отдохнуть, – заметила мама, обнимая меня за плечи.

Я все еще сидела на краю кровати и держала Некроса за руку, отчаянно боясь, что если отпущу ее и уйду, он все-таки умрет. Сейчас уже все говорило против этого, но я просто ничего не могла с собой поделать: страх был сильнее меня.

– Отдохну, когда он очнется, – пообещала я в ответ.

– А если это произойдет нескоро?

– Тогда пока я буду спать здесь.

Мама не стала ни спорить со мной, ни уговаривать. Лишь прислала ко мне горничную, которая принесла целый поднос еды и большой чайник с чаем.

Я не стала гасить лампы, потому что уснуть тоже боялась. Сидела в тишине, подобрав под себя ноги, завернувшись в плед и откинувшись спиной на резной столбик, тянущийся вверх и держащий над нами балдахин.

В голове роились мысли, но упорядочить их не получалось. Это был просто бессвязный поток воспоминаний, возникающих в голове без причин. Наши метания по потайным ходам, а потом – стремительное перемещение в хранилище. Если бы Некрос не использовал тогда магию, если бы мы нашли вход сами… И вот уже в памяти всплывают слова Корда о том, что в библиотеке потайного хода нет. Я так и не спросила, откуда он это знал.

Я думала о последнем уцелевшем кристалине из нашего хранилища. Я оставила его на случай, если Соланж все же захочет вернуться домой: туман нам пригодится. И с этого мои мысли вдруг перескакивали то на тот вечер, когда я слышала ее возню с Кордом в темном коридоре, а потом внезапно встретила в библиотеке, то на кристалин с Ражем, оставшийся в доме шеда Рохо.

«Они что, потайной ход там искали?» – с улыбкой думала я, представляя, как Корд и Соланж ищут потайной ход, чтобы уединиться. Замка им, видимо, оказалось маловато. Или это была такая игра – займись любовью в неожиданном месте.

Может быть, Соланж захочет остаться. Они с моим дядей чудная пара.

Но потом я вспомнила слова, которые она сказала Некросу, и поняла, что она по-прежнему влюблена в него. И нет, это не любовь приемной дочери к опекуну.

«Зачем же Гатред все-таки оставил нам Ража?» – задавалась я вопросом, чтобы не уснуть. Хотелось понять, но мозг отказывался соображать. Мысль зудела, как укус насекомого, не отпускала, но дальше постановки вопроса не шла. У Гардиана что ли спросить?

От этой мысли я рассмеялась вслух и потому не заметила, как открылась дверь, впуская в спальню еще одного человека.

– Ты так и будешь здесь сидеть? – спросил непривычно тихий голос Соланж.

Вот стоило ли о ней так интенсивно думать?

– Смотрю, тебе тоже не спится? – улыбнулась я, обернувшись к ней.

По ее губам скользнула улыбка, но какая-то неуверенная. Соланж обошла кровать с другой стороны и тоже села на краешек.

– Он мне не чужой, – мрачно напомнила она.

– Я знаю.

– Иди отдохни, я посижу с ним. Если что-то случится – позову.

Я покачала головой. Наверное, даже если бы я хотела уйти, уже не смогла бы: выпутаться из теплого кокона пледа, встать на ноги и куда-то пойти не было никаких сил.

– Нет, все в порядке. Я дождусь, когда он очнется.

Соланж посмотрела на меня так, что мне стало не по себе. Она и раньше умела пронзить взглядом, но сейчас в нем появилось что-то темное, трагичное, болезненное.

– Он мне не чужой, – повторила она с нажимом. – И я была с ним гораздо дольше. Сидела у его постели, когда он болел или бывал ранен. Выхаживала его задолго до того, как появилась ты. Ты победила, я признаю. Он твой. Даже если бы не пришел сюда за тобой, он бы все равно остался твоим. Когда он поправится, я вернусь в свой мир. Он, полагаю, останется здесь с тобой. Так дай мне с ним попрощаться. Дай последний раз побыть для него той, кем я была, пока с туманом не пришла ты.

Я тяжело вздохнула, секунду помедлила, глядя на спокойное лицо Некроса, и зашевелилась, с трудом слезая с кровати. Я понимала желание Соланж. И не могла ей отказать.

– Если вдруг что-то пойдет не так, если хотя бы просто покажется, что что-то собирается пойти не так, – зови меня, хорошо? – попросила я, направляясь к двери.

Я уже взялась за холодную металлическую ручку, когда со стороны кровати донеслось едва слышное: «Бабочка…»

И это произнес не Некрос. Дурное предчувствие колючими мурашками пробежало вдоль позвоночника. Я обернулась через плечо.

– Что ты сказала?

– Я? – удивилась Соланж. – Нет, ничего. Это я сама с собой, не обращай внимания.

Сама с собой? Но к чему она сама с собой вспомнила дурацкое прозвище, которое мне пытался дать лорд Нергард? То, что в ее поле зрения не могло попасть никаких бабочек, я знала наверняка.

Пальцы застыли на ручке двери, сердце забилось быстрее, разгоняя кровь, сжимая спазмами горло. Что-то было не так в этом тихом выдохе. Вспомнилось, как Некрос предупреждал, что при частичном подавлении, когда страж хочет сохранить доступ к воспоминаниям, хозяин тела может иногда перехватывать контроль.

Сразу несколько деталей вдруг соединились, сложились в единую картину. Кристалин Ража, оставленный в хранилище, и Соланж, которую я застала в комнате Некроса на следующий день. Что она здесь делала? Даже он сам этого не знал.

И проклятие, которое не разрушилось даже после смерти последнего из тех, кто его наложил. Потому что он не был последним. Оставался в живых еще один страж. Может ли такое быть? Некрос говорил, что в день битвы у подножия Нергардского замка погибло слишком много стражей, разрывов было несколько. Он тогда сомневался по поводу судьбы Ража. Мог ли кто-то из стражей выжить, а остальные не заметить?