Журналюга - дядя Коля

и волком смотрел на тех парней, кто его так жестоко разыграл. Но мстить им не решался: они были старше и сильнее него, к тому же — сам был виноват, следовало лучше учить иностранные языки и быть внимательным. И не тащит в рот что ни попадя…

* * *

Паша доехал до факультета журналистики, посидел на двух лекциях и одном семинаре. Из парней он был практически один — остальные, видимо, еще отсыпались и отдыхали. Что же, имели полное право… Но потратил он время не зря: пока сидел на занятиях, внимательно рассмотрел однокурсниц. И среди них ожидаемо оказалось немало довольно симпатичных девиц — приятно посмотреть. Кстати, и сам он время от времени ловил на себе заинтересованные женские взгляды…

Но от более тесного, близкого знакомства с кем-либо он решил пока воздержаться: во-первых, у него была Майя, которая по-прежнему считалась его девушкой, а во-вторых, он рассчитывал продолжить отношения с Ингой, с которой тоже все было, как говорится, на мази.

Что же касается университетских представительниц прекрасного пола — то он еще успеет. Ему с ними учиться целых пять лет, будет возможность завязать тесные отношения и закрутить роман. Но осторожно: девушки обычно очень ревниво следят за парнями и всё прекрасно видят — кто с кем и как. И, если ты сегодня — с одной, завтра — с другой, а послезавтра — с третьей, то и относиться к тебе будут соответствующе — поверхностно, несерьезно, как к какому-то временному развлечению, без должных глубоких чувств и интимной отдачи. Поэтому спешить в этом важном деле никак не следовало.

А потом была еще одна интересная встреча: когда во время перемены стоял в буфете (вечные сосиски, кофе, булочки), снова увидел самого себя — студента уже четвертого курса Павла Мальцева. Который активно клеился к некой приятной девице с младших курсов — буквально вился ужом вокруг нее. Девушка была премиленькая (миниатюрная блондиночка с голубыми глазами, чистым, нежным личиком и отличной фигурой), но она явно знала себе цену: держала своего кавалера на расстоянии. Улыбалась Пашке Мальцеву, смеялась над его шуточками, но, когда он попытался положить свою руку ей на талию (очень важный тест — проверка на доступность), то решительно этому воспротивилась: сразу же отодвинулась в сторону.

Паша напряг память и попытался вспомнить, кто эта девица и какие у него с ней были отношения. Но, как ни старался, ничего определенного вспомнить не смог. Очевидно, у него с этой блондиночкой вообще ничего не вышло: девушка не поддалась его очарованию, не пошла на сближение, а тратить время на долгие ухаживания и уговоры он привычки не имел. Натолкнулся на препятствие и решил прекратить бессмысленные попытки: нет — значит, нет. Что ж, по-своему это правильно и логично: девушек вокруг много, нет смысла зацикливаться на какой-то одной из них. Пусть даже и весьма симпатичной.

Поэтому Паша спокойно доел сосиски, допил кофе и пошел на занятия. Так началась его учеба на журфаке — уже второй раз в жизни.

Глава 27

Учиться во второй раз оказалось намного легче, чем в первый. Паша уже четко знал (сказывался предыдущий опыт), какие лекции и семинары можно пропустить, а какие — не стоит. На занятиях старался вперед не лезть, в отличники не выбивался, но в то же время, когда спрашивали, всегда отвечал грамотно и демонстрировал знания. Отношения со всеми одногруппниками поддерживал ровные, но больше, разумеется, общался с Лешкой Арламовым и Костей Железновым, чем с Сергеем Кравцом и его компанией (от них он вообще держался подальше).

В студенческой среде не было принято давать друг другу прозвища, но его почти сразу же нарекли Дядей Матвеем — за серьезность и солидность (а еще по аналогии с Дядей Федором из популярного советского мультфильма «Трое из Простоквашино»). Паша на эту кличку не обижался — действительно, по отношению к жизни и поведению он выглядел гораздо старше большинства ребят.

Одной из острых проблем, которая встала перед Пашей после возвращения с картошки, была проблема карманных денег. Вернее — их нехватки. По договоренности с родителями он отдавал в общий семейный котел половину своей стипендии, двадцать рублей, а оставшиеся два червонца брал себе. Но них он покупал себе единый проездной билет (три рубля — пятидесятипроцентная льгота для студентов), а также обедал во время учебы (еще примерно пятьдесят копеек в день). Так что, если разобраться, свободных денег у него оставалось совсем ничего. С учетом же того, что он начал почти открыто курить (имел право), а это дополнительно — еще пять-шесть рублей в месяц, то… В общем, наличности явно ни на что не хватало. Пришлось срочно думать, где и как ее достать.

«Макулатурный» бизнес, само собой, уже для этих целей не годился, а оставшиеся брошюры он благополучно сдал в букинистический магазин, потеряв на этом часть их стоимости (не хотел снова встречаться с Марком Абрамовичем — по понятным причинам). Значит, оставался только один выход — «Спутник». И Паша продолжил водить экскурсии. Но, к сожалению, теперь он мог делать это лишь по воскресеньям, так что в месяц выходило лишь около двадцати рублей. Но зато его по-прежнему сильно выручали «платочки» — их фотографирование на Красной площади стабильно приносило еще около двадцати — двадцати пяти целковых. Всё вместе — уже кое-что…

Для пополнения бюджета Паша за семьдесят рублей уступил свою «магнитофонную» долю Сашке (с учетом купленных кассет). И, поскольку Володька находился где-то очень далеко (поступил в какое-то особое военное училище под Пензой), то «Весна» фактически перешла в полное Сашкино владение. Чему тот был очень рад — теперь он сам мог приглашать девушек «послушать новые записи» и потанцевать.

Правда, воспользоваться этой заманчивой возможностью ему было крайне затруднительно — его плотно «пасла» Лена. Она летом поступила в тот же вуз, что и Сашка, и даже настояла на учебе в одной группе. Лена крайне серьезно восприняла их школьный роман и, по-видимому, твердо решила, что тихий, покладистый парень будет ей хорошим мужем.

А почему, кстати, и нет? Он из хорошей, интеллигентной семьи, учится в весьма престижном институте (МАИ), наверняка со временем станет отличным инженером или же ученым. Ума и усидчивости ему всегда было не занимать, а при известной поддержке он может в перспективе сделать неплохую карьеру. Известно ведь: за спиной каждого успешного мужчины всегда стоит амбициозная женщина. Сашка прекрасно понимал, что Лена будет главной в их семье, и, похоже, давно с этим смирился. В конце концов, женский каблук — это тоже крыша над головой, причем весьма надежная. Его судьба, можно сказать, была полностью определена…

Чего не скажешь о самом Паше: он пока что находился на неком перекрестке — повторять свой прежний жизненный путь не хотел (неплохой, но можно выбрать и получше…), а новые дороги еще только-только намечались. И он лишь думал, по какой бы ему пойти.

* * *

Заманчивее всего, разумеется, было сделать журналистскую карьеру, но уже немного по-другому. Не так, как раньше, и не повторяя прежних ошибок. Если в СССР всё и дальше будет, как в прошлый реальности (смерь Брежнева в ноябре 1982-го года, приход к власти Андропова, потом — Черненко и, наконец, Горбачева), то у него появится очень неплохой шанс проявить себя уже в конце восьмидесятых начале девяностых годов. То есть всего через насколько лет после окончания университета.

Раньше высовываться и что-то такое делать смысла не имело: сейчас он еще учится, значит, реально ни на какую карьеру претендовать не может, потом, после Брежнева, настанет суровая эпоха Юрия Владимировича. Тут вообще лучше сидеть тихо, смирно, не суется не трепыхаться.

Паша хорошо помнил андроповскую эпоху — в то время он уже был студентом-старшекурсником, а потом — и выпускником. Приход к власти главного чекиста страны ознаменовался двумя важнейшими событиями. Во-первых, везде появилась водка по четыре рубля семьдесят копеек (ее тут же метко назвали «андроповкой»). Она продавалась в бутылках с характерной бело-зеленой этикеткой и стоила (что очень важно) гораздо дешевле двух самых популярных в тогдашнем СССР крепких напитков: «Московской особой» (пять рублей тридцать копеек) и «Пшеничной» (шесть двадцать).

Столь любимая и ценимая народом «беленькая» резко подорожала в начале восьмидесятых годов: в среднем — в полтора-два раза. Если в конце семидесятых сообразить «на троих» выходило всего по рубль двадцать с носа (при цене бутылки три рубля шестьдесят две копейки), то теперь принять на грудь после тяжелого трудового дня