Только ты и я - Джил Мансел

— А в гостиницах? В ресторанах? Дело в том, что мне знаком ваш голос. — Женщина озадаченно покачала головой. — Пожалуйста, не поймите меня превратно, но… мне кажется, я видела, как вы плачете.

— Последние несколько лет я жила в Штатах.

— А мы в прошлом году целый месяц провели в Техасе! Вы тоже там были?

— Нет, я жила в Лос-Анджелесе. Я актриса, — сказала Кей.

— Боже мой! «Над радугой»! — радостно воскликнула женщина, узнав Кей. — Мы видели вас в том сериале — вы та, чей муж сбежал с вашей сестрой?

— Все верно. — Кей улыбнулась: ей и в голову не приходило, что эта женщина может быть поклонницей сериала.

— О, мы обожали «Над радугой». Забавно, что вы, снявшись в нем, приехали сюда! — Женщина восторженно захлопала в ладоши, не проявляя ни малейшего интереса к платью, которое ей подобрала Кей. — Знаете что? Это судьба!

Судьба?

— Почему?

— Потому что вы знаменитая голливудская актриса! Если бы вы согласились, то могли бы сделать мне огромное одолжение.

Кей насторожилась. У нее есть замечательная сумка от известного дизайнера, и она ее обожает, но сильно огорчится, если придется отдать ее этой женщине, и не важно, на какие цели — благотворительные или нет.

Она устало спросила:

— А какое одолжение?

— В общем, я распсиховалась, потому что одна девица отказалась участвовать в нашем мероприятии. Антонелла Беквит. Певица. Слышали о ней?

Это все равно что спрашивать о «Роллинг стоунз»: «Это рок-группа? Вы слышали о них?» Потому что Антонелла Беквит — это молодая супергламурная певица, у которой за последние два года продажи альбомов составили около пятидесяти миллионов. Кей кивнула, встревожившись.

— Не могу сказать, что хорошо ее знаю. Очевидно, нам крупно повезло, что мы смогли ее заполучить. Одна из ее теток — подруга одной из наших организаторш, вот они и договорились. Но сейчас, за две недели до мероприятия, чертова девица сбежала и отменила свое участие. Похоже, ей предложили нечто более пафосное в Лондоне, и теперь наше скромное мероприятие катится в тартарары. Мы все головы сломали, прикидывая, кого из знаменитостей пригласить. У всех, к кому бы мы ни обращались, есть другие обязательства. Что означает, что мы терпим полный крах!

— Ясно, только есть две проблемы. Первая, — сказала Кей, — я не знаменитость. Во всяком случае, здесь. Никто не знает, кто я такая.

— Но я-то знаю! И мой муж тоже! Мы скажем всем, что вы голливудская звезда!

Ладно, хватит, а то вгонит еще в краску смущения.

— Другая заключается в том, что у меня недавно случилась неприятность и в газетах обо мне писали много нехорошего. — Кей поморщилась. — И я уже не работаю в «Над радугой». Меня выгнали. Поэтому я и вернулась сюда.

— Разве вы не понимаете? Все замечательно! — Женщина достала визитку. — Если люди не знают вас, значит, они не знают о ваших неприятностях, верно? Так что тут проблем нет.

Женщина была напориста, как ураган; это была сила, которую нельзя остановить. Взглянув на карточку, Кей увидела, что ее зовут Дороти Саммерскилл.

— Мероприятие состоится через неделю в субботу в отеле «Маллен грэндж», — сообщила Дороти.

Ну вот, сейчас самый подходящий момент изобразить сожаление, виновато воскликнуть: «Ах, через неделю в субботу? Какая незадача!» — и быстренько выдать удобоваримую причину своего отказа, однако Кей останавливали две вещи: она не смогла достаточно быстро придумать удобоваримую причину, а если бы и смогла, Дороти вряд ли поверила бы ей — почему-то в этом она не сомневалась.

— Повод очень достойный, — продолжала уговаривать ее Дороти. — Благотворительный вечер под лозунгом «Поможем страдающим болезнью Альцгеймера».

— О! А у меня есть друг, который им помогает! Джек Лукас.

— Вы знаете Джека? Ну просто замечательно. Он тоже там будет, так что все складывается идеально.

— Ладно, я приду. — Кей понимала, что особого выбора у нее нет. С другой стороны, там может быть интересно. Разве ее агент не сказала, что ей надо заняться благотворительностью, чтобы все перестали ее ненавидеть? — А что мне предстоит делать — только открыть прием?

— О да, — энергично закивала Дороти. — И это тоже. Но главным событием будет аукцион.

Аукцион? Кей похолодела и обеспокоенно проговорила:

— Дело в том, что я знаю людей, которые мастерски проводят благотворительные аукционы. Сомневаюсь, что у меня получится.

— О, дорогая моя, мы не просим вас вести аукцион! Вы просто займете место Антонеллы в качестве звездного лота!

Что?

— Это будет кульминационный момент вечера, — продолжала Дороти. — Люди буду торговаться за ужин с вами. Это будет потрясающе!

— Потрясающего ничего не будет, если никто не сделает ставку. — Господи, эта женщина заблуждается. По сравнению с Антонеллой Беквит она пробудит в участниках аукциона столько же азарта, сколько… муравей.

— Не глупите, все будет замечательно. Кто откажется от шанса поужинать с настоящей голливудской звездой?

— Вы же даже не знаете мое имя, — возразила Кей.

— Как бы то ни было, я обещаю, что вы не окажетесь в сложном положении. Наши спонсоры — очень щедрые люди. К тому же аукцион состоится после еды, так что они успеют хорошенько принять на грудь! — Дороти вся лучилась, радуясь тому, что проблема решена. — Итак, договорились. А теперь от вас требуется помочь мне подобрать платье для вечера. И не надо так переживать, — весело добавила она, забирая у Кей платье из темно-синей тафты. — Будет очень весело!

Оправившись от шока, Стелла перешла к прямому отрицанию. Эрин знала, что доктор рассказал ей о результатах биопсии, однако Стелла решила, что не хочет болеть, и стала избегать любых упоминаний о болезни. Вместо этого, сидя на кровати и накладывая обильный макияж, она упорно говорила о будущем отпуске. Менее чем за неделю в ее физическом состоянии произошли разительные перемены. Ежедневно наблюдать за этим было страшно, а еще страшнее — делать вид, что ничего не замечаешь. Эрин собиралась с силами каждый раз, когда входила в палату; создавалось впечатление, будто она смотрит ускоренный фильм. Когда Стелла впервые произнесла слово «рак», Эрин предполагала, что болезнь будет длиться годы и годы. В действительности же все оказалось по-другому. Кожа Стеллы стала зеленовато-желтой, глаза запали, она стремительно теряла вес. Ее движения замедлились, отчасти из-за болей, но она упорно продолжала красить губы, выщипывать брови и щедро пудрить лицо и грудь пудрой, имитирующей загар.

Доктор еще раз поговорил с Эрин и выложил то, что она не хотела слышать: «Сожалею, но прогноз неутешительный. Мы можем контролировать боль, но рак, боюсь, неизлечим. Я говорил об этом, однако Стелла не желает слушать. Ее муж должен быть в курсе. — Он сочувственно улыбнулся Эрин. — Хорошо, что вы со Стеллой ладите».