Магнатъ - Алексей Кулаков

— Папа, а кто наследует его сиятельству?

— Кхе-кха!..

Промокнув пару вылетевших изо рта капелек все тем же белоснежным платком (пятнышки вина отчего-то показались ему следами крови), глава клана Луневых очень строго поинтересовался у отпрыска — кто именно надоумил его задать сей странный и очень опасный вопрос? Тот с отчетливым недоумением ответил, что никто. Да и вообще, он всего лишь хотел прояснить для себя дальнейшие перспективы. Мало ли что там и как с его сиятельством приключится? А ему ОЧЕНЬ нравится его нынешнее положение и весьма нервирует сама мысль таковое внезапно потерять.

— Ты уверен, что это просто интерес, причем именно ТВОЙ?

— Абсолютно! А в чем, собственно?..

— Позже. Скажи, сын, ты спрашивал об этом у кого-нибудь еще? Подумай хорошо. Точно? И не интересуйся. Никогда! А если кто-то все же попытается навести через тебя какие-то справки, ты должен немедленно известить меня. Или Григория Дмитрича Долгина. Или Аристарха Петровича. Не-за-медлительно! Потому что это могут быть как недружественные происки конкурентов, так и негласная проверка на лояльность.

— Но?.. Я все понял, отец.

— Хорошо бы.

Немного помассировав виски, Вениамин Ильич заметно понизил голос:

— Чтобы у тебя не было лишних искушений узнавать все самому. Официальным наследником состояния князя считается его родная тетя Татьяна Львовна Лыкова. Но это не совсем так, и у Александра Яковлевича совершенно точно есть наследник его крови. Вот только судьба тех, кто попытается разыскать этого ребенка против воли отца, будет… весьма незавидна. Зная нашего работодателя так, как знаю его я, не приходится и сомневаться — на том пути уже давно расставлены капканы и ловушки, и даже легкий интерес смертельно опасен. Достаточно ли ясно я выразился?..

Впечатленный как голосом, так и необычайно серьезным выражением лица батюшки, младший Лунев четко кивнул:

— Да, папа.

— Я на тебя надеюсь, сын. Ох!

Покинув кресло, хозяин дома легонько потянулся.

— Думаю, уже можно спускаться к ужину. Идем?

В отличие от своих более молодых конкурентов, в старейшем кабаре Парижа «Элизе Монмартр» никогда не было проблем вроде неполного зала и прочей чепухи — потому что с самого своего открытия сей приют красоты и веселья служил местом отдохновения целым династиям парижан. Часто бывало так, что за одним и тем же столиком «Монмартрского Элизиума» наслаждался представлениями отец, затем, когда подходило время, насиженное место занимал его сын, потом приходила очередь внука… Да и порядки в кабаре мало изменялись со временем: офицеров все так же располагали отдельно от прочих, простого буржуа, позволившего себе ненадолго отвлечься от серых будней монотонного существования, никогда бы не подсадили за столик к аристократу, и, разумеется, здесь помнили и любили каждого из постоянных посетителей заведения. Небольшие скидки на вино, мелкие знаки внимания, воздушные поцелуи от актрис — этого было более чем достаточно, чтобы никто и никогда не чувствовал себя заброшенным и забытым. Сам воздух кабаре искрился негой и весельем!.. Если бы его еще не портили всякие проходимцы — Анри де Можирон, двадцатипятилетний «потомственный» ценитель прекрасного, с раздражением покосился на прихрамывающего незнакомца, начисто перекрывшего ему весь вид на сцену. Немного потерпел, а затем все же не выдержал:

— Черт побери! Кто вы такой и что вам надо?

— Граф Дракула, к вашим услугам, шевалье.

Импозантный пожилой мужчина, чья дорогая (хотя и несколько старомодная) одежда и изысканные манеры просто кричали о длинной веренице предков-аристократов, коротко поклонился и без всякого спроса подсел за столик. На кредитора он был непохож, а всякие любовные извращения или эксперименты Анри тем более не жаловал, в отличие от своих знаменитых предков.[47]Что может быть прекраснее и желаннее женского тела?

— Что бы вы ни предлагали, меня это не интересует!..

Вместо того чтобы внять намеку и убраться, чуть полноватый и раздражающе самоуверенный граф непритворно удивился, блеснув тонкой золотой оправой своего пенсне:

— Париж действительно потрясающий город! Наверное, единственный в мире, в котором люди спокойно отказываются от тысячи франков за один лишь короткий разговор.

— ?!..

— Что же, приношу свои извинения за доставленное неудобство…

Молодой повеса, давно уже промотавший невеликие крохи доставшегося наследства (и тем не менее вполне неплохо себя чувствующий в мутной воде парижского общества), заинтересованно блеснул глазами, разом переменив свое отношение к «молодящемуся старичку».

— Ну что вы, что вы! Позвольте представиться: Анри де Можирон, рантье.[48]Итак, чем могу?

— Ох уж эти современные нравы!.. Впрочем, я тоже предпочитаю перейти сразу к делу.

Щелчком пальцев подозвав официанта, аристократ еще раз подтвердил свою состоятельность, заказав все самое дорогое и лучшее.

— Не буду скрывать: я навел о вас кое-какие справки…

Оттого, что граф знал о его незначительных финансовых затруднениях, Можирон непроизвольно напрягся. Увы, для достойной жизни и успеха у парижских кокоток всей его молодости и выдающегося облика было недостаточно. Требовалась еще и финансовая состоятельность — а вот с этим у молодого человека как раз и были определенные сложности.

— …и считаю, что вы именно тот, кто мне нужен.

— Гхм. Не могли бы вы выражаться более ясно, граф?

— Извольте. Мне нужен компаньон для одного небольшого и совсем необременительного дела. Пятнадцать тысяч.

— Э-э?.. Простите, я не вполне…

— Я говорю, что вознаграждением за вашу посильную помощь будут пятнадцать тысяч франков.

— Согласен. Детали?

— М-да, Париж мне нравится все больше и больше… Что ж, обсудим и это.

Грянуло вступление, тяжелый занавес дрогнул и стал расходиться — но мужчины, старый и молодой, лишь теснее сдвинули свои стулья, не обращая никакого внимания на начавшееся представление.

— Один русский аристократ украл у меня мое сердце. Мой юный цветок, ту, что была для меня целой жизнью, мою!.. впрочем, к делу это не относится.

Аристократ немного нервным движением схватил и полностью опустошил свой бокал, а затем и помолчал, пережидая приступ одышки, а его собеседник внезапно почувствовал мимолетный укол жалости к явно молодящемуся графу. Несмотря на качественную (и наверняка очень дорогую) краску для волос, Анри почти сразу определил, что скрывает она седину — причем как на голове, так и в роскошных нафабренных усах. Снятые перчатки открыли старую кожу рук и пожелтевшие ногти, а под костюмом вполне можно было угадать утягивающий корсет, без которого и так плотный венгерский (или румынский?) аристократ наверняка изрядно бы расплылся в талии. Определенно, старость не красит никого…