Хроники сыска - Николай Свечин

– Я знаю наперед все, что вы скажете. Что не можете подменять закон, и далее в этом же роде… А дети тем временем умирают.

– Господин Блинов! Вы понимаете, как опасно именно в России самостоятельно вершить правосудие? Пугачевщины захотелось? Она и так случится, недолго осталось… Наркотика – это зло, согласен. Но бороться со злом руками душителей – это добро, что ли? Чем вы тогда лучше их – для Бога?

– С Богом я сам разберусь и за грехи свои отвечу. Так, как я – нельзя. А как можно? Научите! Писать в Сенат? Писал. Министру внутренних дел? Я дважды был у него на приеме. Государю писал! Без толку. Получил благоволение «за ответственную гражданскую позицию»… Ну и как тогда бороться? По-вашему – никак. Очень удобно: нет законных оснований, стало быть, можно ничего и не делать. И умыли руки!

– А вы решили вершить правосудие по собственному разумению.

– Да, решил. Видя ваше бездействие. Когда Наташа умерла…

Старик осекся, но быстро справился с собой и продолжил:

– Как она умерла, я сначала хотел наказать того мальчишку, дрянного барчука. Сам из бывших крепостных, у князя Репнина в рабстве состоял, насмотрелся. А как глянул на него, на Валевачева этого – батюшки-святы, ребятенок еще совсем! Не ведает, что творит. И в эти-то годы уже морфиоман… Но нашелся тот, кто ведал. Все он понимал! Только денег очень хотел. Вот его я жалеть не стал. Потому – для острастки. Теперь на годы вперед запомнит аптекарское племя, что можно, а что нельзя.

– Вы полагаете, что на годы?

– Полагаю, господин Благово, полагаю. На государство, на вас у меня надежды нет никакой. Хочешь сделать как следует – сделай сам, это правило я давно понял. Иначе не стал бы миллионщиком. Разговор у меня короткий, что обещаю – то и выполняю, и все в Нижнем это знают. Ребята, что вы укатали на прииски, были здесь вчера…

– Где это – «здесь»?

– В городе.

Алексей вскочил.

– Да ты садись, Лыков, их уж и след простыл. Второй раз не поймаешь… Так вот, они снова обошли все аптеки. И сказали этим фармазонам: команду никто не отменял! Случится вам нарушить блиновский приказ, мы придем снова, но уже чтобы казнить. Так что убежден – острастка будет.

На этих словах мукомол встал, надел котелок и с достоинством удалился. И мудрый Благово не нашелся, что сказать ему вдогонку…

В 1884 году Форосков, ставший помощником начальника сыскной полиции, снова арестовал душителя Данилу. Старые знакомые побеседовали почти по-дружески. Бандит не таясь рассказал, что они с напарником получили тогда от миллионщика Блинова за убийство аптекаря пятьдесят тысяч рублей. И содействие в побеге. Иван на полученные деньги открыл трактир в одном из южных портовых городов, живет там по чужому паспорту и вполне обеспечен. Данила же спустил свою долю в карты и по-прежнему кормится грабежами.

И последнее. Маленький комиссионер Ягода все-таки уехал с перепугу в Рыбинск. Там у Гершона Фишелевича в 1892 году родился сын Генох. Затем семья вернулась в Нижний, и молодость Геноха прошла именно в этом городе. Сначала он сделался учеником аптекаря, потом анархистом. В 1908 году молодого революционера подозревали в связях с полицией, но архивы охранного отделения этого не подтверждают. В советской России Генох стал Генрихом и постепенно вырос до начальника грозного ОГПУ. Именно Ягода-младший создал первые фальсифицированные политические процессы: троцкистов, вредителей… Четыре ордена Красного Знамени и орден Ленина отметили его успехи в уничтожении людей. Революция пожирает своих детей; пожрала и его.

Посвящается Ирине Широковой,

происходящей из рода Нефедьевых.

Весна 1881 года была ранней, и ледоход на Волге и на Оке начался в один день, словно по команде. Случилось это второго марта. Как будто природа ждала трагического акта цареубийства, ставшего ей сигналом…

Через неделю лед сошел, Волга с Окой очистились, и на них началась жизнь. Та жизнь, что возникает каждый год – подготовка к навигации! Зафырчали в затонах отзимовавшие пароходы, артельщики выкрасили заново дебаркадеры, на пристанские склады завезли первые тюки. Общество транспортирования кладей «Надежда» арендовало часть Гребневской пристани. Неожиданно в десять часов утра там появилось семь человек с ломами. Они споро вскрыли засовы на складе и принялись выносить из него кошму и войлоки. На робкое замечание сторожа, что воровать нехорошо, его обругали по матери и велели погулять с полчаса. Так бы и утащили товар – что мог сделать один караульщик с семерыми сердитыми мужиками, но случайно на пристань заглянули два грузчика. Одним из них был Мустафа Саберов, самый сильный в Нижнем Новгороде человек. Молодой, рослый и очень толстый, Мустафа отличается спокойным и добродушным нравом. Никогда он не дрался и не скандалил, а мог бы наломать изрядно боков… Но, увидев столь наглую обчистку хозяйских сусеков, богатырь возмутился и дал налетчикам отпор. Он схватил двоих ближайших за грудки, приподнял на аршин и отбросил, как котят. Ребята, впечатленные этим, стали пятиться. И тут откуда-то из-за спины сторожа выскочил неизвестный человек и сунул Саберову в спину нож. Мустафа сразу же сел на колени, а налетчики, бросив добычу, разбежались.

По счастью, второй грузчик оказался отставным солдатом, бывалым человеком. Он перевязал раненого и сумел остановить кровотечение. Для огромного тела клинок оказался мал и просто не достал до сердца. Силача увезли в Купеческую больницу, на место происшествия прибыла сыскная полиция.

Лыков сидел дома и лечил простреленную руку. Три недели назад в подвалах собора Александра Невского он спасал царя от покушения, и спас. А в столице его не уберегли… Расследование поэтому возглавил Титус. Лифляндец сразу же столкнулся с необычным описанием налетчиков. И сторож, и второй грузчик характеризовали нападавших не как бандитов.

– Наш брат, цеховой, – уверенно сказал бывший солдат. – По ухваткам видать. Не то хлебопеки, не то сапожники. А может, столяры. Но не варнаки. Чем-то шибко сердитые были, а как увидели ножик – первые разбежались!

– С каких это пор хлебопеки стали склады подламывать? – усомнился Титус.

– Ну, кубыть, портные. Но что-то тут не тово…

– А который татарина пырнул, тоже цеховой?

– Вот он на отличку. Резчик по хлебу, ети его… Откудова взялся? Как черт из коробки выскочил…

С пристани Титус заехал в Ремесленную управу и получил там справку. В Нижнем Новгороде оказалось 974 хлебника (включая булочников и крендельщиков), 893 сапожника, 487 столяров и 652 портных. А еще 506 кузнецов и 383 печника… Как найти среди них любителей чужого войлока? И почему именно войлока? Копеечный товар. Рядом лежали дорогие туркестанские ковры, но их не тронули.

Яан решил заглянуть к Лыкову, проведать товарища, а заодно и рассказать о происшествии. Он застал Алексея за гимнастикой: раздетый по пояс, тот осторожно разогревал в саду раненую руку полупудовой гирей. Узнав о несчастии с Саберовым, Лыков расстроился и стал собираться.