Хроники сыска - Николай Свечин

– Я против, – энергически вмешался Титус. – Их двое и наших двое. Полицейскую засаду в деревне не поставишь. Слишком опасно получается.

– Наших будет трое, если считать с возницей. Они же не пешком ввалятся в Неклюдово с флягами спирта на загривках.

– Все одно опасно. Парни здоровые. Куль муки весит девять пудов, а они такие целый день таскают. Притом – убийцы, а не какие-нибудь «портяночники».

– Ты знаешь, Яша, что обычно случается с человеком, если я задвигаю ему в челюсть? – спросил Титуса Лыков. – Сколько бы он там пудов ни таскал… Одного можешь сразу вычеркивать, а со вторым мы трое уж справимся.

– Быть по сему, – скомандовал начальник сыскной полиции, закрывая совещание.

Вечером следующего дня Форосков и Лыков сидели в кабаке на выезде из Неклюдова. Было сумеречно, но еще светло. Маленькая речка с приятным именем Везлома протекала под окнами, красное солнце опускалось за лес. Три десятка потных вываленных в муке рабочих галдели за столами. На незнакомцев косились, но пока не задирали.

Форосков, с жульническими бакенбардами и гаденькой улыбкой на лице, пошептался с кабатчиком. Фамилия его была – Босой. Угрюмый и болезненный, тот сначала не хотел смотреть товар. Петр настаивал. Завсегдатаи начали переговариваться вполголоса, их разбирало любопытство. Наконец кабатчик кивнул. Форосков щелкнул пальцами, и Алексей водрузил на стойку жестяную двухведерную флягу. Босой плеснул из нее в чайный стакан, отхлебнул, побулькал во рту и проглотил. Сразу полез за хлебом – крепко! Народ, окончательно заинтригованный, стал подтягиваться к стойке.

– Васек! Че принесли? Скусно?

– Брысь, ракло! – огрызнулся кабатчик. – Дойдет и до вас черед, сами же, ироды, и выжрете. Не мешайте коммерцию делать.

Покупатель и продавец шепотом заспорили о цене. Лыков тем временем шарил взглядом по комнате. Где эти душители? Вон там четверо здоровяков сошлись за осьмухой, у окна двое добивают косушку. В углу еще троица, и все не хилые…

– Слышь, паря, – толкнул Алексея в бок вихлястый разбитной мужик с одним глазом, – а еще чево имеете? Покажь обчиству.

– Это к хозяину, мое дело сторожить, – отмахнулся Лыков. – Глаз-то пропил, что ли?

Вокруг загоготали, обиженный мужик, ругаясь, вышел прочь. Подошел другой: высокий, богатырского сложения, с жестким бывалым лицом.

– А взаправду, что еще имеете? Васька-то втридорога выставит…

– Вот: папиросы дешевые, спирт. Часы можем продать, а можем и купить. Документик, потребуется кому, выправим.

– А паневежеский со справкой есть?[88]

– Такая бумага, брат, пять косых стоит. На заказ делаем. Ты потянешь ли?

– Надо будет, то и сдюжу. А табак какой?

– Фабрики Чумакова, из Ярославля. Лучшая на Волге фабрика!

– Почем?

– Двадцать копеек дюжина. Бери – дешевле не сыщешь во всем христианском мире. Потому – без марок, по ночной фактуре[89]получали.

– А не липовый твой товар-то? Табак небось до нас уже курили…

– Ты, дядя, про Федора Шелапутова слыхал? – обиженно спросил Лыков.

В лице гиганта что-то изменилось. Он наклонился к сыщику, сказал вполголоса:

– Товарищ мой был в Зерентуе[90], сурьезный мужчина.

– Ну вот, даже и товарищ! – обрадовался Лыков. – А мы под его крылом работаем. Никаких самоделок – все фабричное.

Шелапутов был известный грабитель складов, которого полиция никак не могла поймать.

– Папиросы возьму, – смягчился верзила и полез в карман. – Отсчитай десять дюжин.

Лыков бойко отоварил покупателя, убрал деньги за пазуху, а взамен вынул бумажный пакетик и ампулу.

– А вот еще есть товар. «Кикер». Модная среди господ штука. Говорят, в балду шибает хлеще водки. Но сам не пробовал, врать не буду.

Мужик насупился:

– Дай-кось поглядеть.

Покрутил ампулу в огромной ладони, поколупал пальцем, спросил:

– Что в ней?

– Морфий. Полтора золотника.

– И почем?

– Это товар дорогой, – солидно ответил Лыков. – Мы с собой токмо образцы носим. А цена зависит от того, сколько берешь.

– Один пузырек почем?

– Два рубля. А куверт кокаина полтора.

– Эх, и ни хрена себе! – удивился детина. – Дороже коньяку!

– Я же говорю: барская забава. В большой сейчас моде. Для морфия шприц нужен – это такая иголка с приделанной склянкой. Колешь в любое место, и делается тебе так сладко… Но можно и без иголки, а из стакана принимать, но тогда шибает меньше. Иголку дадим. А кокаин через стеклянную трубочку нюхают. Понял, деревня?

К покупателю папирос подошел еще один, спросил:

– Иван, ты, никак, табаком разжился? Чего еще ребята предлагают?

– Да вот, Данила, «кикер» готовы продать.

– Ха! По мне, лучше водки дербалызнуть. Пошто в деревне такая дрянь?

Данила был похож на Ивана, как двоюродный брат: такой же рослый, с такой же жесткой складкой между бровей. Возможно, они и есть наши душители, подумал Лыков, но разговор о морфии заглох. Второй мужик тоже запасся папиросами, и приятели удалились к окну уговаривать полбутылку. Благово так и предполагал, что они подойдут позже, на улице, когда не будет свидетелей… Пора было уходить: Босой купил весь спирт, покупателей на другие товары не находилось.

Закончив расчет, Форосков двинул к выходу; Алексей шел сзади. Пока торговали, на улице уже стемнело, но видимость оставалась хорошей.

«Вот сейчас они нас догонят», – подумал титулярный советник и действительно услышал сзади шаги. Однако это оказались другие визитеры. С десяток крепких мужиков мигом окружили полицейских, в свете луны блеснули клинки ножей.

– Эй, земляки, вы чего? – встревожился Форосков и тут же получил удар в лицо. Сыскной городовой Ничепоруков спрыгнул с козел, но в грудь ему уперлись сразу две «выкидухи». Лыкову тоже приставили к горлу лезвие и велели не дергаться. Чем же они себя выдали, лихорадочно думал Лыков и искал план спасения. Но спасения не предвиделось: со всех сторон их окружили вооруженные бандиты.