Лунный свет - Майкл Чабон

До августа сорок третьего планировалось собирать Фау-2 на том же секретном предприятии, где их разработали: на уединенном островке Пенемюнде у Балтийского побережья Германии. Прототипы и опытные образцы ракет строили на Пенемюнде «иностранные рабочие» – военнопленные из размещенного поблизости концлагеря, главным образом поляки. Они уже начали возводить новый завод, когда в полнолуние, 17 августа союзники совершили массированный авианалет на Пенемюнде. Тайна острова была раскрыта, разведданные собраны, рекогносцировка проведена. Целью авиаудара, получившего кодовое название «Гидра», по замыслу организаторов (в том числе Дункана Сэндиса, зятя Черчилля), было задушить Фау-2 (или А4, как их тогда называли) в колыбели. Для этого шестьсот «ланкастеров», «галифаксов» и «стирлингов» сбросили два миллиона килограммов высокоэксплозивных бомб на, как предполагалось, сборочные мастерские, испытательные станции, жилые корпуса для ученых и инженеров.

В то время точность бомбометания была невелика. Во время авиаудара по Пенемюнде сложились ошибки навигации, аэронавтики, расчетов. Хотя испытательным станциям и сборочным мастерским нанесли заметный ущерб, бóльшая часть бомб упала на прилегающий концлагерь. За несколько минут погибли семьсот «иностранных рабочих»; число немецких конструкторов, уничтоженных в ходе операции «Гидра», составило два. И союзники, и немцы сошлись в оценке, что авианалет – стоивший жизни двумстам британским летчикам – задержал ракетную программу максимум на восемь недель.

Операция «Гидра» была хоть и малоэффективна, но не безрезультатна. Немецкое руководство поняло, что программа Фау-2 уязвима, и Генрих Гиммлер воспользовался этой уязвимостью, чтобы взять ее под контроль СС (в котором Вернер фон Браун получил звание штурмбаннфюрера). Очевидно, запланированный завод был под угрозой. Не следовало строить его на открытом побережье в известном неприятелю месте. Новому заводу предстояло быть секретным, как на Пенемюнде, но не только: его решили спрятать.

Новый комплекс «Миттельверк» начали строить в Гарцских горах, на окраине Нордхаузена. С дерзкой изобретательностью, характерной для немецких военных разработок, завод упрятали в небольшую гору[30]. Из расположенного неподалеку Бухенвальда пригнали поляков, французов, русских, чехов, украинцев – пленных и политзаключенных и заставили их пробивать туннели под горой Конштейн, расширяя заброшенную гипсовую шахту. В комплексе «Миттельверк» разместили сборочные цеха, администрацию, общежития для сотрудников и, поначалу, концлагерь для рабочих, которые трудились, ели, спали и умирали под землей. Когда они умирали, их тела отправляли в крематорий Бухенвальда.

Растущее производство Фау-2 требовало больше рабочих, чем мог вместить «Миттельверк». СС заставило узников выстроить у южного входа в туннели концлагерь, получивший кодовое название Дора; со временем он оброс дополнительными лагерями по периметру «Миттельверка», которым присвоили имя Миттельбау. В Бёлке-Казерне (бывшие нордхаузенские казармы) отправляли умирать доходяг. С начала строительства и первой отправки бухенвальдских узников в сентябре сорок третьего до освобождения Доры-Миттельбау в августе сорок пятого на сборку семи тысяч Фау-2 отправили примерно шестьдесят тысяч заключенных.

Люди, строившие ракеты, жили в грязи, голодали и подвергались жестокому обращению. В полосатых робах, на четырехэтажных нарах, они мерзли зимой, жарились летом, умирали десятками тысяч круглый год. Работали сверх человеческих сил в примитивных и опасных условиях. Туннели были жаркие, темные, тесные, наполненные дымом и грохотом механизмов. Жестокая дисциплина поддерживалась самыми зверскими методами. За малейшие нарушения заключенных били, пытали, увечили; страх перед бунтом приводил к регулярным массовым казням. Осужденных по шесть человек за раз вешали на мостовом кране для погрузки ракет, на виду у всех заключенных, а также инженеров и ученых, начиная с фон Брауна. Тела в назидание оставляли болтаться наверху. Несмотря на все жестокие меры, узники активно проводили саботаж, – видимо, из-за него, а также из-за чудовищных условий, в которых трудились подневольные работники, у Фау-2 был очень высокий процент отказов[31]. Со временем, чтобы не возить трупы в Бухенвальд, крематорий выстроили в самой Доре.

Сто четвертая пехотная («Тимбервулф») и Третья бронетанковая («Спирхед») дивизии вступили в Нордхаузен 11 апреля 1945 года и увидели, что неприятель уже оставил город. Первым делом они наткнулись на лагерь в городской черте. В Бёлке-Казарне незадолго до того разразился тиф, а в первых числах апреля по лагерю пришелся авиаудар союзников, при котором погибли полторы тысячи заключенных и сотни получили ранения. Чтобы скрыть масштабы происходившего в Нордхаузене, немцы применили все, что могли: «марши смерти», вывоз заключенных, массовые захоронения, – так что в Бёлке-Казарне остались только доходяги и безнадежные раненые. Освободители не успели толком осознать увиденное, как наткнулись на Дору. До тех пор американские военные еще не видели концлагерей. Снятые в Доре фотографии и киноленты попали на первые полосы газет и в новости по всему миру. Даже после того, как история тщательно скрыла название и назначение Нордхаузена (по крайней мере, на новой родине фон Брауна), ужасные изображения сохранились: ряды покойников, уходящие в бесконечность, живые скелеты с остановившимся взглядом. В туннелях под горой Конштейн, среди недособранных ракет и невыключенных станков, освободители нашли рабочих последней смены: охранники ушли, однако узники не сбежали, поскольку у них не было сил двигаться. Груды истощенных тел, с которых на американцев смотрели без выражения осовелые лица. В лазарете лежали голые трупы погибших в последнюю смену, обескровленные и приготовленные к отправке в крематорий.

Пройдя с тяжелейшими боями шестьсот миль в разгар европейской зимы – одной из самых суровых в двадцатом веке, – освободители привыкли к зрелищу человеческих страданий. Но от увиденного в лагерях и под горой Конштейн – по воспоминаниям, которым Пинчон близко следовал, описывая, как Пёклер приходит в Дору, – многие из этих закаленных людей плакали или отворачивались, потому что их тошнило.

Впрочем, опыт научил их побеждать бессильные чувства. Очень скоро они переключились на ярость и жажду правосудия или хотя бы мести (если между тем и другим можно было провести границу). Они принялись искать, кого бы схватить. Охранники-эсэсовцы и администраторы сбежали, как и все сотрудники «Миттельверка». Я не нашел ни одного упоминания, что освободители хотели покарать или хотя бы вспомнили людей с логарифмическими линейками и паяльниками, чье изобретение, лишь по случайности оказавшееся баллистической ракетой, стало способом превратить страдания одних в средство запугать других[32]. Так или иначе, если бы освободителям Доры и пришла в голову такая мысль, это бы ничего не изменило. Ракетчики фон Брауна были уже далеко, рассеяны по Южной Германии и Австрии. В итоге платить долги пришлось горожанам. Освободители вернулись из Доры и «Миттельверка» в Нордхаузен, вытащили жителей из домов и под дулом автоматов заставили их хоронить мертвецов из Доры-Миттельбау.