Как Бог съел что-то не то - Джудит Керр

Анна смутно вспомнила один школьный пикник. Может, это и было на острове Пфаунинзель?

– И ему предоставили дом, и машину… – рассказывала тетя Дейнти.

Мужчина ждал от Анны ответа, поэтому она кивнула. Тот облегченно вздохнул.

– Там еще был замечательный ресторан, – рассказывал он с удовольствием. – И вот мы туда отправились – я, ваш отец и еще двое наших знакомых. Мы ели, мы пили отличное вино. И разговаривали, разговаривали. Ваш отец искрился остроумием. А потом мы вышли из ресторана и увидели павлинов. Они спали, все вместе, усевшись на ветке высокого дерева. Ваш отец очень удивился: он и не подозревал, что павлины могут взлетать. А потом мы поплыли назад, в Берлин. При лунном свете. Замечательно! Замечательно!

Анна улыбнулась. Кроме их дома в Берлине, сада и школы она ничего не помнила.

– Наверное, было чудесно, – сказала она.

Энтузиастки плетения насытили свое любопытство и теперь с неохотой собирались уходить.

– Такой приятный вечер! – сказала одна, забыв, по какому случаю устраивался вечер.

Другая ее поправила:

– Приятный, несмотря ни на что.

Соседка тети Дейнти заторопилась к своему малышу. Анна тоже извинилась: пора идти домой. Надевая пальто, она подумала, что можно было бы и не приходить: она не испытала никаких чувств, не узнала ничего нового, не принесла никому облегчения своим присутствием.

Тетя Дейнти увидела, что Анна стоит у двери.

– Передавай привет родителям, – сказала она.

Впервые за все это время Анна оказалась один на один с тетей Дейнти и вдруг поняла, что не выразила ей свои соболезнования.

– Мне так жаль… – неловко выдавила она. – Из-за дяди Виктора…

Тетя Дейнти взяла Анну за руку.

– Не надо расстраиваться, – сказала она своим теплым глубоким голосом. – Ты можешь сочувствовать мне, потому что я любила Виктора. Что касается его самого… – тетя Дейнти тряхнула головой и пожала своими большими плечами, словно отгоняя от себя что-то. – Случись это несколько лет назад, для Виктора было бы лучше.

Тетя Дейнти поцеловала Анну, и та вышла из дома на ледяную улицу.

Она устало тащилась по замерзшему тротуару. «Тетя Дейнти права, – думала Анна, горбясь от ветра. – Для дяди Виктора было бы лучше умереть раньше. Последние годы его жизни в Англии не имели никакого смысла». Эта мысль потрясла Анну даже больше, чем сама смерть дяди Виктора: ты продолжаешь жить, хотя больше не хочешь этого, когда это уже бессмысленно…

«Как я, – подумала она, моментально переполняясь жалостью к себе, и поразилась собственному малодушию. – Чушь! Это совсем не про меня… Про папу?» У нее перед глазами тут же возник папа – в убогой комнатушке, с постоянно ломающейся печатной машинкой, с рукописями, которые никто не хочет публиковать, в стране, языком которой он так и не овладел. Что он чувствует?

Пошел снег. Снежинки оседали белыми пятнышками на стенах, кустах, тротуаре.

Имеет ли папина жизнь какой-то смысл для него? Такая убогая в сравнении с берлинской, полунищая жизнь среди чужих людей? Имеет она для него какую-нибудь ценность? Или он предпочел бы ничего этого не испытывать? И смерть была бы для него облегчением? Анна пыталась придумать какое-то утешение, но ей становилось лишь хуже. Нет утешения, думала она, нет. Вокруг вихрился снег.

Нет утешения…

* * *

Ждать поезда пришлось целую вечность, и Анна вернулась домой промерзшая до костей. Она сразу пошла наверх к папе. Но на ее стук в дверь никто не отозвался: папа дремал, сидя на стуле. Газовая горелка шипела – требовала новый шиллинг за работу. Несколько газет свалилось со стола. В комнате было холодно и неуютно.

Анна отстраненно смотрела на комнату, погружавшуюся в сумерки: как можно тут жить? Особенно если речь идет о таком человеке, как папа? Он путешествовал, он был известным писателем. Жизнь предлагала ему на выбор самые разнообразные возможности полноценного существования – до тех пор, пока все это не сломал Гитлер…

Анна нечаянно сделала какое-то движение – и папа проснулся.

– Анна! – воскликнул он. – Как все прошло?

– Ужасно. На нас чуть не упала бомба-жужжалка, и тетя Дейнти ругалась на нее.

– Ты, кажется, озябла, – заметил папа.

Он достал шиллинг из металлической коробочки с наклейкой «шиллинги», и газ вспыхнул желтым пламенем. В комнате рядом с горелкой стало чуточку теплее.

– Хочешь что-нибудь съесть?

Она покачала головой.

– Тогда давай отогреваться.

Папа дал Анне сложенный в несколько раз коврик, чтобы она могла сесть: в комнате был только один стул. И Анна устроилась у огня возле папиных ног. Несмотря на шиллинг, газ давал не очень много тепла.

– Я получил письмо от мамы, – сообщил папа. – Она уже поправляется после гриппа. Обещает вернуться домой к выходным. – Папа с тревогой взглянул на Анну: – Надеюсь, ты не заболеешь?

– Нет, – пообещала Анна, хотя холод никак не хотел ее отпускать.

Она посмотрела на папу, на его лицо: о чем он думает? Как понять, что люди действительно чувствуют?

– Папа, – сказала Анна, – ты когда-нибудь жалел?..

– О чем?

Она неопределенным жестом показала на комнату:

– Эти последние годы… Здесь и в гостинице «Континенталь». Я имею в виду… После жизни в Берлине?..

Папа внимательно посмотрел на Анну.

– Ты имеешь в виду, предпочел бы я жить как раньше? Ну конечно! У меня было много возможностей. Можно было выбирать. Хотя, – добавил он просто, – наверное, надо было больше помогать маме, тебе и Максу.

Но Анна хотела узнать совсем не это.

– Я имею в виду… Ты когда-нибудь чувствовал… Я хочу сказать, ты иногда задумывался… есть ли в этом какой-нибудь смысл?..

– Ты имеешь в виду последние годы?

Анна кивнула. В голове у нее стучало. И в ней жило странное ощущение, что, если папа ее переубедит, она согреется.

– Конечно, смысл был, – папа поднялся со стула и смотрел на Анну с удивлением.

– Но ведь это ужасно, – воскликнула она. – Потерять язык, нуждаться в деньгах. И мама всегда такая несчастная. И твои рукописи… все, что ты написал!..

Анна с ужасом поняла, что плачет. «Взяла и вывалила все на него!» – думала она. Папа наклонился и коснулся ее лица.

– У тебя горячий лоб, – сказал он. – Мне кажется, ты нездорова.

– Но мне нужно знать! – вскричала Анна.

Папа отыскал среди своих вещей коробку с нужной наклейкой и вытащил оттуда термометр.

– Подожди минутку.

Анна засунула термометр под мышку. Папа снова сел на стул.