Дитя Ойкумены - Генри Лайон Олди

Бледное лицо Симмонса обратилось к старшему помощнику, и Андерсон едва не закричал. Корвет-капитан Симмонс прожил жизнь, соревнуясь в чувствительности с прикладом лучевика, а в сострадании – с подошвой армейского ботинка. Блеклые льдинки под веками, рот-шрам; пульс, остающийся ровным даже в аду. Сегодня лед пылал дьявольским огнем, а сердце гнало кровь по жилам, как бешеное. Это он, Бенджамен Симмонс, первым откликнулся на призыв о помощи. Это он рискнул кораблем и жизнями экипажа, войдя в РПТ-маневр без рекомендованного разгона.

Второй после бога на борту лучшего штурмовика ВКС Грантауэра.

– Плазматоры? – в голосе Симмонса прозвучало удивление. Так удивилась бы змея, спроси ее кто-нибудь, что она планирует делать с мышью. – Я собираюсь сделать пустыню стеклянной. Представляете, Андерсон, как это будет красиво?

– Всю пустыню, сэр?

– Нет. На всю нам не хватит боезапаса. А жаль. Я ограничусь юго-западным сектором, примыкающим к поселку.

– Это уничтожит всех здешних аборигенов, сэр.

– Правда? А я думал, это придаст перчику их скучной жизни.

Андерсон не знал, что подумать. Симмонс шутил! От чувства юмора, прорезавшегося у корвет-капитана, мороз бежал по коже.

– В поселке могли остаться выжившие, сэр.

– Надеюсь. Это задача десанта.

– Огонь накроет десантников!

– Не морочьте мне голову. Вы прекрасно знаете, что десант останется невредим. И вывезет всех, кто спасся. Я не собираюсь стрелять по поселку.

– Кто-то из исследователей мог сбежать в пески.

– Операторы подтверждают, что вокруг поселка нет никого, кроме дикарей.

– Залп плазматоров уничтожит пирамиды. Как, минимум, сделает невозможным доступ в них. Пирамиды – объект галактической ценности! Они взяты под контроль Советом Лиги!

– Вот! Смотрите, Андерсон! – Симмонс, словно щенка, ухватил старшего помощника за шиворот, подтащил ближе к экранам. – И не воротите ваш благородный, ваш чувствительный нос! Это были мирные люди! Ученые, этнологи, психологи! Мужчины без оружия! Женщины и дети! Вы, чистоплюй! – смотрите, что с ними сделали…

…Мертвые. Сгоревшие. Заколотые. Задушенные. Со стрелой в шее. С копьем в животе. С ножом под лопаткой. На подоконнике. В траве. Возле ограды. Под кустом молочая. В мусорном баке. Для камер метеоспутника, и уж тем более для операторов штурмовика, ночь не была помехой. Детали, подробности…

– Вы не сделаете этого, сэр.

– Сделаю.

– Это преступление.

– Это решит трибунал.

– Я не могу позволить вам, сэр…

– Правда? Нет, Андерсон, я не стану драться с вами. И не отдам приказ об аресте. Я просто распоряжусь открыть огонь. Подумайте хорошенько, прежде чем мешать мне. Не думаю, что канониры поддержат ваше миролюбие. Я распорядился сбросить им запись резни. Для точности наведения…

– Опомнитесь, сэр. Я взываю к чести офицера…

Это скверная картина, подумал Андерсон. И финал предопределен. Возможно ли, что небесный сценарист предусмотрел два варианта? От кого зависит выбор? Я, Симмонс… Кто-то еще?

Штурмовик вышел на орбиту Мондонга.

– …ну как? – спросил Фома Рюйсдал, арт-трансер.

– Никак, – машинально ответила Регина ван Фрассен, телепат.

И поняла, что ответ подвернулся из фильма, репликой Сибиллы Терн. «Мондонг» еще бурлил в ней, осознаваясь заново, задним числом. Подвернись девушке Монтелье, она убила бы его. Или вымыла бы ему ноги. Двойственность чувств сводила с ума.

– Понравилось? – спросил Фома.

– Ты задание по матанализу смотрела?

– Угу.

Занятия начинались через неделю: весенние каникулы – короткие. Но всех, кто вернулся в интернат, не замедлили нагрузить «нулевым курсом» – чтоб не бездельничали. Регина по опыту знала: филонить – себе дороже. Зарядят в первый же день контрольную – и сиди, хлопай глазами. Нет уж, дважды на эту удочку она не попадется!

– С многомерными интегралами разобралась?

– Нет еще.

– Что-то я в них уперлась. Такую заумь пишут…

Математика давалась Линде туго. Когда Черепаха транслирует на уроке – еще ничего. Всё более или менее понятно. А когда сама, по учебнику с интернатского сервера…

– Линда Гоффер и Регина ван Фрассен, – ожила акуст-линза внутренней связи, – приглашаются в кабинет директора. Повторяю…

Девушки переглянулись: «С чего бы это? Мы, вроде, паиньки…» К госпоже Хокман не зовут просто так: выпить чашечку чая, обсудить покрой нового платья. Три минуты заполошного бега по коридорам – и дверь директорского кабинета открылась перед ними. Автосекретарь, опознав учениц через камеры наблюдения, явно получил соответствующие инструкции.

– Добрый день!

– Здравствуйте, госпожа Хокман!

– Звали?

Директор восседала за монументальным столом, похожим скорее на штурманский пульт в рубке звездолета. Сенсоры, вирт-дисплеи, эмиторы голосфер, модули управления… Да и сама Ванесса-Луиза Хокман больше смахивала на старшего офицера ВКС, чем на директора интерната. Будь у Кровопийцы – в смысле, у адмирала Рейнеке – сестра-близнец, она выглядела бы именно так. В кабинете был еще один человек. Он стоял у огромного окна, черным силуэтом выделяясь на фоне неба. Человек кивнул девушкам, косой луч света упал на его лицо – и Регина узнала Фердинанда Гюйса.

– Присаживайтесь, мои птички, – в устах госпожи Хокман это было наградой, сравнимой с орденом «Любовь к Отечеству» I степени. – Хочу вас поздравить. От лица, не побоюсь этого слова, руководства «Лебедя» и от себя лично…

Она выдержала паузу – могучую, говорящую о величии момента.

– Вы успешно сдали зачет по социальной адаптации.

– Зачет?

– Какой зачет? Мы не сдавали…

– Учащихся интернатов, подобных нашему, не информируют о времени и форме сдачи зачета по соцадаптации. Это общее правило. То, что вы будете сдавать во время сессии – всего лишь тест на знание законов и норм поведения ментала в обществе. Настоящий же зачет не афишируется.

Директор, вне сомнений, произносила сей текст в тысячный раз – теми же словами, с одинаковой, как по лекалу вырезанной доброжелательностью.

– И когда же мы успели?

– Во время фестиваля на Соне.

Гюйс наконец отлепился от окна. Теперь он смотрел прямо на девушек. Лицо учителя было серьезным. Улыбка исчезла, скулы затвердели. «Что это с ним? – удивилась Регина. – Всё хорошо, мы сдали зачет. Нас директор поздравила!»

– Могу ли я задать вопрос? – хмурясь, спросила Линда.