Жребий праведных грешниц. Возвращение - Наталья Нестерова

— Кто это сказал?

— Чехов.

— Он умер до Первой мировой войны и не видел этой…

— А следующая превратит нашу планету в пустыню?

— Против силы бывает только сила, против оружия только оружие.

— Мы как дикари?

— Нет, потому что сейчас идет невидимая война научных достижений. Это области расширяющегося знания, которые неподвластны среднестатистическому уму.

— Твоему подвластны?

— Надеюсь.

— Тогда наукой должны управлять, руководить страной люди высочайшего морального совершенства, как святые. Они есть? — спросила Марьяна. — Они расстреляли твоего отца и моих деда с бабушкой. Кажется, я опьянела. Пойду. Еще рюмка и как некоторые, не будем показывать пальцем, поползу… по столице… в смысле — по коридору.

Василий хохотал, наверное, пьяно. И нервно — не хотелось, чтобы уходила эта женщина. Раньше она казалась серой. Надо менять очки. Она удивительная. Красивая. Сдержанная, холодная, лишенная сантиментов, ироничная по-особому. Вдруг ввернет шпильку — в самое больное, что под запретом, как ребенок, что корку на твоей ране рассматривает, а потом быстрым неуловимым движением пальчика сдерет ее — ой, розовенькое, смешно, зажило, а ты боялся.

Он забрал у Пелагеи Ивановны «козью ножку». Больше он не будет строить из себя героя, научится ходить на простом протезе по системе, которую сам придумал. В комнате было негде, а в «служебном кабинете», то бишь в сторожке на заводе от стенки к стенке на уровне талии прибил две леги, те же брусья, заходил между ними, опирался, тренировал шаг. Через две недели уже мог держаться одной рукой, то есть передвигаться с тростью. Которую подогнал по росту, благодаря хромому начальнику цеха, объяснившему, что трость надо держать у здоровой ноги, а вовсе не «по логике» у калеченной, и выставлять вперед одновременно с больной, то есть отсутствующей ногой. Он уже мог ходить на «козьей ножке» с тростью, но передвигался по улице на костылях. Он боялся. Иррациональный страх — упал, протез отвалился, надо ползти в кусты, в подъезд ближайшего дома… Побороть этот страх было труднее, чем написать курсовую работу по математическому анализу. Тогда он составил себе график по дням, хотел на неделю, потом, трусливо, на две недели: в понедельник я делаю на протезе ночной обход внутри склада, во вторник — внутренний и внешний периметр, в четверг — от дома до работы, в пятницу — обратно. Страх был настолько велик, что в первые проходы он привязывал к спине своих незаменимых помощников — костыли. Выглядел дурак дураком — хромой, с тростью, еще и над башкой костыли торчат. Зато не поползет, если свалится. К сентябрю, к началу работы факультета, он обязан передвигаться свободно, без костылей под мышками или за спиной. Сдавать экзамены без жалостливых скидок на его инвалидность, хватит христорадничать!

Когда забирал у Пелагеи Ивановны «козью ножку», она снова завела разговор о квартире, об уплотнении. Василию нужно только написать заявление в ЖЭК, там работает «такая хорошая женщина, от червонцев отказалась, только сервиз кузнецовский взяла». Что в заявлении писать «хорошая женщина» подсказала. Василий, как инвалид и орденоносец имеет право. Он был готов настрочить, подмахнуть любую бумажку, но только не ходить по конторам, не высиживать в очередях. Этого и не требовалось.

Под диктовку Пелагеи Ивановны он писал заявление «о предоставлении поселения с семьей».

— С какой семьей? Я один.

— Вася, пиши, как женщина сказала! Твое дело молодое, сегодня нет семьи, а завтра есть.

— Завтра вряд ли. Мне точно не придется по конторам со справками бегать? Пелагея Ивановна, милая, мне некогда…

— Ни-ни! Не придется! Я ей серебряные столовые приборы обещала. Пиши, Васенька!

В средине августа он нашел Егорку.

С самого начала было ясно, что разыскать брата — задача архисложная, практически нерешаемая. В круговерти войны: отступлений, окружений, бегства, эвакуаций потерялись тысячи людей, и найти близких не могли даже те, чей уровень государственной значимости был несравним с Васиным. «Генералы не могут своих детей отыскать», — сказала ему девушка в приемной одной из инстанций. Но Вася, тогда еще на раздолбанных костылях, методично обошел все возможные учреждения, везде отсидел очереди и оставил заявления, которые, без сомнения, никто рассматривать не стал.

Хаос, как любое физическое явление, имеет свои законы. Теорию хаоса физикам еще только предстоит освоить, и это будет интереснейшее дело. Пока же он должен решить для себя, есть ли объект, способный передвигаться в хаосе по условно заданным траекториям. Есть. Корреспондент, который брал у них с Митяем интервью в госпитале, заставил фотографироваться с игрушечными автоматами. Как зовут корреспондента, Василий не помнил, да и журналист ему не понравился, фанфарон: «Вообще-то я писатель, у меня книжка о строителях Днепрогэса вышла. Не читали? Странно». Статья в «Красной звезде» была подписана В. Колесов. Обращение «товарищ Колесов» заменяло имя и отчество.

С товарищем Колесовым Василий разговаривал в вестибюле редакции.

Журналист скривился:

— Это практически нереально. Мальчишка сбежавший, где-то в партизанах…

— Понимаю, что маловероятно. Но ты все-таки запомни — Егор Медведев, тринадцать лет, из Сибири.

— Запомню, — пообещал Колесов и тут же отвлекся, увидев входящих в дверь мужиков. — Ребята! Вернулись! С Северного флота!

Мгновенно забыл о Василии, даже не попрощался, бросился обниматься с товарищами.

Обращение к товарищу Колесову в ситуации хаоса было нисколько не надежнее, чем заявления в инстанции. Но именно оно сработало.

Василий пришел на смену, его встретила ЕЕ. Даже в летних нарядах она оставалась похожей на толстую птицу.

Глаза навыкате:

— Тебе звонили! Из «Красной звезды»! Вот номер, набирай, — сняла трубку телефонного аппарата и протянула Василию.

Он даже не сообразил, что это связано с Егором, со времени разговора с товарищем Колесовым прошло много месяцев.

— Алло! Алло! Говорите! — требовала телефонистка.

Василий продиктовал номер. Ответила женщина, по голосу немолодая и усталая.

— Моя фамилия Фролов.

— Дальше?

— Вероятно, со мной хотел связаться товарищ Колесов.

— Он погиб… Хотел на танковую битву под Курском, послали к брянским партизанам, там был большой рейд. Володя забияка, всегда лез в самое пекло… Как, говорите, ваша фамилия?

— Медведев.

— Да, я вам звонила. Вещи Володи привезли… в крови. Записная книжка, последние строчки, читаю: «Егор Медведев, возможно, тот самый брат. Отправлен санитарным рейсом в госпиталь в Москву. Передать Василию Медведеву, работает на заводе «Красный штамповщик». Это вы? Вам что-то это говорит? Что-то важное?

— Да, очень! Большое спасибо!