Жребий праведных грешниц. Возвращение - Наталья Нестерова

— Совершенно неверно! — Марьяна собирала посуду. — Это у вас в Сибири какие-то дикие нравы.

— Правильные у нас нравы. Егорка, скажи!

— В Сибири замечательно!

Они подали заявление в ЗАГС. Егорка оповестил соседок, те стали копить продукты на свадьбу. Но свадьба не состоялась.

Василия вызвали в деканат — на его имя пришло письмо. Обратный адрес — Казахстан, от Фроловых. Писала Ирина Владимировна. Почти каждое предложение с новой строчки, тем самым будто подчеркивалась важность послания.

«Здравствуй, Василий!

Причина твоего молчания нам непонятна, но я уверена, что ты жив. Если жив, продолжаешь учебу.

Тебя не могли снова забрать на фронт после ампутации, о которой нам известно от Галины Ковалевой, с которой у тебя были отношения в госпитале.

В мае Галина Ковалева приехала к нам, поскольку в госпитальных документах был указан наш адрес. В июле Галина родила двух мальчиков, близнецов. Назвали Константином и Владимиром.

Андрей Константинович болен. Мой долг за ним ухаживать. Физической и материальной возможности воспитывать твоих сыновей я не имею.

Телеграфируй получение письма, что будет подтверждением твоего намерения взять на себя заботу о Галине и младенцах. Для выезда в Москву им следует прислать вызов.

В случае твоего молчания в течение месяца со дня отправки этого письма мать и дети перейдут на попечение государства.

Ирина Владимировна»

Первой мыслью было уничтожить письмо. Могло же оно не дойти, затеряться? Легко! На кой черт ему сдались дети? Егорки мало? Какие еще дети? Сразу два. Сына. У Митьки сын, а у него — здрасьте! — два. Утрись, братка! Митяй любит жену, хотя, судя по письму, в котором она спрашивала, есть ли у брата руки, с головой у Насти не все в порядке. А у Марьяны — отлично! С головой, с телом, с характером — она идеал. Кто-то из поэтов сказал про милый идеал. При чем тут «милый»? «Милый» — это салонный, как собачка болонка. Марьяна — его личный и абсолютный идеал. Ничего ей не говорить. Или сказать потом, когда распишутся. Она не простит. Идеал не живет с предателями. Как будто предателю легко, как будто он спал и видел завести детей от случайной связи. Да и его ли это дети? Галя могла… Фу, совсем гадость! Не могла, конечно. Его близнецы. Мама говорила, что у Турок в роду всегда были двойни. И сам он, кстати, из близнецов, брат Иван умер младенцем. Чего бы и этим, Константину и Владимиру, не преставиться… Опять гадость! Удивительно, сколько мерзости всплывает из глубины души, когда твое семя дает всходы.

Он ехал в трамвае домой, лихорадочно думал, но так ничего и не решил. Ему не пришлось решать, таиться, врать. Марьяна по его лицу поняла: что-то случилось — говори! Она его чувствовала, как… как Гаврила Гаврилович протезы.

Василий протянул письмо. Марьяна читала долго, снова и снова.

— Марьяночка! — не выдержал Василий.

— Видишь, как славно, — подняла Марьяна лицо, враз посеревшее. — У тебя два сына. Поздравляю!

— Не нужны они мне! Что б они сдохли вместе со своей матерью!

— Не смей так говорить! — повысила голос Марьяна. — Следи хотя бы за своей речью, если не умеешь следить за мыслями.

У нее часто прорывались учительские интонации. Она умела держать в кулаке отчаянных лоботрясов. И в то же время была нежной и ранимой женщиной.

— Не прав, извини! — повинился Василий. — Но…

— Но, — перебила Марьяна, — в жизни бывают непреодолимые обстоятельства. Смерть — это непреодолимое тяжелое обстоятельство, а рождение детей — радостное. Ты вызовешь в Москву Галю Ковалеву, женишься на ней, будешь воспитывать детей. Ты наверняка подумал с гордостью: у Мити один сын, а у тебя сразу два. Я тебя знаю. Тут нечего обсуждать, Вася!

— Есть что обсуждать! И ты меня знаешь — правда, ты меня чувствуешь, как… неважно, про протезы не будем. Ты моя единственная жена, сейчас и навсегда, другой мне не надо и не будет! Если ты сейчас скажешь, что бросишь меня, я порву письмо, и гори все синим пламенем! О Гале и этих… детях государство как-то позаботится, оно у нас большое и доброе. Мы с Егоркой тоже как-то перебьемся. И ты как-то. И всем будет плохо! Очень плохо и очень долго! Второй вариант. Ты не бросишь меня. Я распишусь с Галей. Я их пристрою, я уже знаю куда.

— Василий, это невозможно!

— Все для меня возможно, если ты меня не бросишь.

— Какой-то нелепый разговор.

— Нелепый? Смотри! — Василий разорвал письмо, сложил половинки, чтобы рвать дальше.

Он прекрасно знал адрес Фроловых в Казахстане, но Марьяну его действия привели в смятение:

— Немедленно остановись!

— Ты не бросишь меня, нас с Егоркой?

— Я не могу!

Василий порвал письмо на четыре части, потом на восемь…

— Хорошо! — сдалась Марьяна.

— Что «хорошо»?

— Не знаю! Прекрати уничтожать письмо!

— Повторяй за мной. Василий, я тебя не брошу. Я буду верной женой, пусть не расписанной, невенчанной, даже пусть не верной… Что-то я запутался. Желательно все-таки верной. Марьяночка?

— Буду.

— Скажи: даю слово, клянусь!

— Даю слово.

За ужином Егорка видел смурые лица брата и Марьяны, но был настолько переполнен впечатлениями от фильма «Партизаны в степях Украины», что говорил без умолку. Хотя киношные партизаны не походили на настоящих, а фашисты на фашистов, и хрупкие актрисы, как пушинку, держали автомат у плеча и легко, не качаясь, поливали из стороны в сторону, Егорка бы в восторге от фильма. Без его трескотни за столом царила бы гнетущая тишина: Василий и Марьяна по складу характера относились к тем людям, что переживают молча.

Она попыталась остановить его ежевечерний уход в ее комнату:

— Вася, переночуй у себя, пожалуйста!

— Нет! Ты дала слово!

Они называли свою близость «наше дело». В ту ночь «дело» было по-особенному нежным, и страстно-надрывным, и паническим, и восхитительным. Василий уснул и не слышал, как Марьяна плакала.

Галю с детьми он встречал в конце ноября, когда Москву засыпало снегом. На вокзал взял с собой Егорку — тащить поклажу, сам-то на протезе по тропинкам в сугробах передвигался неуверенно.

Она вышла на перрон. Шинель без петлиц, голова повязана клетчатым платком. Не узнал бы, если б не носик — поросячий пятачок. В руках два кулька из ватных одеял, перевязанных веревкой.

— Васенька! Здравствуй!

— Привет! Еще багаж есть? Это мой брат Егор, он возьмет.

— Чемодан и узел.

— Дотащишь? — повернулся к брату Василий. — Или мне узел за спину?