Принц Генри - Эмма Чейз

Судорожно вздыхаю, а лицо у меня мокрое от слез. Качаю головой. Глупый мальчик…

– Принять тебя? Ты сумасшедший? Ты же мечта во плоти, мечта, в которую я до сих пор не могу поверить.

Обнимаю его, целую лицо, прижимаюсь к нему. Подхватив меня на руки, он относит меня в спальню, кладет на кровать и раздевает, а я глажу его красивую грудь. Потом мы занимаемся любовью, снова и снова.

За окном падают снежинки, но мы не замечаем – мы буквально утонули друг в друге. И с этого мига неважно, где мы – в холодном замке, великолепном дворце или в квартирке в маленьком старом городке – мы будем вместе навсегда, я и Генри.

Генри

На протяжении последующих семи дней моя жизнь просто идеальна, ведь я с легкостью стал частью жизни Сары. Она все так же ходит на работу в библиотеку – я уже познакомился с ее начальником, мистером Хаверстромом, и сволочным сотрудником, Пэтом. Я обсуждаю футбол с Джорджем, холостяком-пенсионером, и флиртую с Мод, пожилой близорукой вдовой-волонтером. Но в основном, пока я в библиотеке, просто наблюдаю за Сарой, любуюсь ею, когда она в своей стихии, впитываю каждую улыбку, смех.

Я трахаю ее между полками, поздно ночью, после закрытия, и черт, это так круто – прямо как я и представлял, непристойно и сногсшибательно, задрать юбку сексуальной библиотекарше, прижать ее к шкафу с книгами, слышать, как наши стоны разносятся под сводами залов, словно эротическая симфония.

Мы с Сарой занимаемся любовью у нее в душе, и она седлает меня на полу в гостиной. Я беру ее в ее крохотной кухоньке, сзади, уложив на столешницу, и она встает на колени в коридоре, сосет, сводя меня с ума, пока я удерживаю ее за голову, засовывая член в ее горячий ласковый ротик.

Сара готовит нам ужин, пока я целую ее и чуть покусываю… и у меня встает, когда она краснеет или откалывает непристойные шуточки, пока я мою посуду после. Я играю ей на гитаре, а перед сном она напевает мне свои тихие песенки или читает мне вслух, когда я кладу голову на ее мягкую грудь.

Я знакомлюсь с интересной матерью Сары, и мне удается вернуть расположение Пенни. Я ей снова нравлюсь, и это просто отлично, ведь скоро она уезжает в Штаты – в Лос-Анджелес, чтобы построить карьеру актрисы.

Как-то субботним вечером мы пробуем, насколько крепкая спинка у кровати Сары, трахаемся жестко и громко, обливаясь потом, а потом нежно обнимаемся и перешептываемся. По радио начинает играть Little Wonders Роба Томаса, и Сара вздыхает.

– Обожаю эту песню.

Провожу ладонью по ее животу.

– А я обожаю твои сиськи.

Сара со смехом дает мне подзатыльник. Но когда я накрываю ртом ее сосок, посасывая, облизывая, ее смех быстро превращается в стон.

– Рад, что тебе так нравится эта песня, дорогая.

Все так чудесно… но часики тикают, словно маленькая бомба замедленного действия, и мне столько нужно ей сказать – я просто не могу ждать дольше. На следующий день, в воскресенье, я завариваю нам мятный чай и сажусь в кресле в гостиной, стараюсь сформулировать все настолько мягко, насколько возможно.

– Я должен тебе кое-что сказать. Боюсь, тебе это не понравится.

Она прищуривается за стеклами своих очков и осторожно отвечает:

– Хорошо.

Поднимаю ее на руки, устраивая ее задницу у себя над промежностью, так, что ее ноги свешиваются, и крепко обнимаю за талию.

– Я продлил контракт на военную службу.

– Но ты же наследник престола… Ты не можешь…

– Так уж вышло, я много чего могу, если задамся такой целью.

– А королева…

– …не слишком мной довольна, но она понимает, что я должен сделать это. На этот раз я отправлюсь на реальную базу, в обычный отряд. Меня зарегистрируют под вымышленным именем, чтобы мое присутствие не ставило ничьи жизни под угрозу, – чуть сжимаю ее и пытаюсь шутить. – Помоги мне выбрать подходящий псевдоним. Например, Финли Большойчлен. Или Джон Томас Длинныйрог.

Она не смеется и даже не улыбается.

– Прессе сообщат, что я отправился в Африку на сафари, а потом забирался на Эверест, ну и наконец отправился в исследовательскую миссию в джунгли. Меня изобразят героичным, настоящим искателем приключений. Но ты никому не должна рассказывать правду – ни Пенни, ни Уилларду, ни Энни, ни даже маме. Никто не должен знать.

Сара смотрит на меня, и от ее взгляда у меня сжимается сердце.

– Зачем тебе все это?

Я отвожу ее мягкие волосы с лица, надеюсь, что она сможет понять меня.

– Потому что я стану королем, а для этого мне нужно научиться вести за собой других. Думаю… думаю, у меня в самом деле получится.

Она гладит меня по груди, словно хочет убедиться, что я все еще здесь, рядом с ней.

– Куда тебя направят?

– Пока не знаю. Узнаю, как только прибуду для прохождения службы… через две недели.

– Две недели? Почему же ты не рассказал мне раньше?

– Не хотел, чтобы ты думала, что я манипулирую тобой. Не хотел, чтобы ты сочла, что так я пытаюсь на тебя надавить, заставить принять меня.

Она фыркает.

– Ну ты и время выбрал, Генри, чтобы проявить благородство.

– Знаю, – усмехаясь, качаю головой по поводу всего безумия происходящего. – И… прости. Я понимаю, ты этого не хочешь… но я должен.

– Надолго? – тихо спрашивает она.

– На два года.

Она морщится, и я поспешно рассказываю остальное.

– Будут предприняты дополнительные меры, чтобы сохранить мое местоположение в строжайшем секрете. У нас не получится ни связываться по «Скайпу», ни звонить друг другу. Это вопрос моей безопасности… ты ведь понимаешь?

Ее голос полон печали, но она кивает.

– Да.

Провожу ладонью по ее лицу, чувствую ее пульс под кончиками пальцев. А потом хрипло обещаю ей:

– Я буду писать. Буду писать тебе каждый день. Целые страницы нежных слов и непристойных мыслей.

Сара улыбается, хотя по ее щеке скатывается слеза.

– Ты будешь писать мне письма? Настоящие письма, которые я смогу держать в руках и прижимать к груди?

– Настоящие письма, – притягиваю ее еще ближе к себе и шепчу: – Чернилами по бумаге. Говорят, ничто не сравнится с настоящими письмами.

* * *

Через три дня я просыпаюсь в постели Сары один. Еще рано, и на улице серо – зимнее солнце еще не успело взойти. У меня не запланировано никаких дел, так что беру гитару и наигрываю пару аккордов.

Вскоре на пороге появляется Сара – ее волосы растрепались от ветра, и это так восхитительно. Глаза у нее блестят, а кончик носа порозовел от холода – так и хочется куснуть. Да и много других мыслей появляется на тему того, где еще бы ее куснуть… Откладываю гитару, а она прыгает в постель. Стягиваю с нее холодное, как лед, пальто – слишком уж много на ней надето.