Принц Генри - Эмма Чейз

Она смеется, потом ее взгляд скользит по фотографиям татуировок на стене – примеры и предложения.

– Я тоже хочу татуировку.

– Бабушку хватит удар, – качаю головой. – Ладно еще когда у будущего короля есть татуировки. Но будущая королева – совсем другое дело.

Она распрямляется, полная силы, и говорит тихо, уверенно:

– На дворе двадцать первый век. Что подходит королю, подойдет и королеве. Боюсь, Ее Величеству придется смириться.

Целую ее в лоб.

– Если хочешь татуировку, дорогая, у тебя будет татуировка, одобряет королева или нет. У тебя уже есть идеи?

– Ага, – она восторженно улыбается. – Но тебе придется подождать. И не подглядывать.

Она скрывается за занавесками и что-то обсуждает с мастером яростным шепотом.

А чуть позже она возвращается, и ее правое запястье забинтовано. Схватив меня за руку, она жадно сжимает мою ладонь.

– Хотела набить вот здесь, чтобы смотреть и касаться, когда только захочу, – говорит Сара и снимает повязку.

Рисунок простой – раскрытая книга, страницы которой пусты. В самом начале там набито только одно слово: Генри.

– Моя история пока не закончена, – она протягивает руку, проводит по моему лицу, – но я знаю, что началась она с тебя.

Чтоб меня, я так благодарен ей, в таком восторге… и так сильно люблю ее, что просто не могу вместить в себя все эти чувства. Поэтому я делаю единственное, что могу сделать в благодарность за этот подарок: подхватываю Сару на руки и целую.

* * *

Утро, когда я должен явиться на службу, когда мне приходится уехать от Сары, наступает слишком быстро. Я пытаюсь уговорить ее остаться здесь, в тепле под одеялами, но она умоляет, настаивает – хочет проводить меня в аэропорт. В итоге я сдаюсь, потому что хочу провести с ней каждую минуту.

Солнце еще не взошло полностью, и воздух такой холодный. На взлетной полосе, прямо у самолета, который унесет меня прочь, нас встречает Уинстон, глава дворцовой охраны. Я представляю его Саре.

– Сара, это – Уинстон, наш главный «человек в черном». Он приглядит за тобой, пока меня не будет.

Уинстон кланяется ей с уважением.

– Это честь для меня и радость, леди Сара.

Она кивает, улыбаясь очаровательно, немного робко, как всегда, когда знакомится с новыми людьми.

Сжав ее локоть, говорю ей, что мне нужно коротко поговорить с Уинстоном, а потом отвожу ее в сторонку.

– Вы же знаете, что леди Сара планирует вступить в Ассоциацию?

– Да, сэр.

– Вы позаботитесь о ее охране?

– Конечно, принц Генри.

Голос у меня холодный, как воздух этим утром.

– Ваша работа – защищать королевскую семью, обеспечивать будущее монархии, верно?

Он кивает, его взгляд – твердый, непреклонный.

– Да, сэр.

– Хорошо приглядывайте за ней, Уинстон. Потому что без нее у нашей монархии нет будущего. Вы понимаете?

Он чуть кланяется.

– Прекрасно понимаю, сэр.

– Я хочу, чтобы за ней приглядывали лучшие ваши люди. Если она будет возмущаться, пусть следуют за ней под прикрытием. Но я хочу, чтобы она всегда была под защитой. В любых обстоятельствах. Это понятно?

Он снова кивает.

– Не беспокойтесь, принц Генри. Леди Сара будет защищена так же хорошо, как сама королева.

Мне становится чуточку спокойнее. Я ведь не идиот. Есть определенные сложности с тем, кто я есть, с тем, что я кого-то так сильно люблю. Своя цена за все. Моя любовь к Саре значит и дополнительное внимание к ней, и даже опасность, которой в ее жизни не было бы, не будь с ней меня. И я могу только воспользоваться всеми своими возможностями, чтобы защитить ее от этой опасности. Такие люди, как Уинстон и Джеймс – все сотни благородных мужчин и женщин, которые положат жизнь, чтобы только защитить меня, моего брата, его жену, нашу бабушку, а теперь и мою Сару.

Похлопываю Уинстона по плечу, и, поклонившись, он направляется к самолету.

Возвращаюсь к Саре, вглядываясь ей в лицо, запечатлевая в памяти каждую ее черточку. Приподняв рукав пальто, снимаю платиновый браслет с гравировкой, кладу в ладонь Сары.

– Пригляди за ним, пока меня нет, ладно? Мне приятно будет думать, что две самые главные для меня вещи – в одном месте.

Она кивает и улыбается. Сначала ее взгляд полон любви… а потом она начинает плакать, крепко обнимает меня, прижимается.

– Прости меня, – говорит она, уткнувшись в мое пальто. – Я не собиралась плакать.

Нежно целую ее волосы, обнимаю ее.

– Плачь сколько хочешь, любимая. Ты плачешь за нас обоих.

В эти последние мгновения мы обнимаемся… а потом я должен отбывать.

Целую ее нежно, глубоко, смотрю в ее прекрасные глаза и вспоминаю слова, сказанные когда-то очень давно. Слова, которые утешали меня, когда мне больше всего нужно было утешение.

Прижимаю ладонь к щеке Сары и улыбаюсь.

– Все будет хорошо, Сара. У нас все будет хорошо, правда?

Она глубоко вздыхает и улыбается в ответ.

– Да.

Сара

Генри сдержал обещание. Он писал мне письма каждый день, когда мы были в разлуке, и оказалось, что он просто потрясающий писатель. В основном его письма были романтичными, а некоторые – озорными, непристойными. Как раз такие письма солдаты и пишут своим девушкам, оставшимся дома. От некоторых мое сердце сжималось – когда он описывал, как после очередного боя потерял слишком многих. Некоторые были философскими, когда он словно пытался разобраться в своих мыслях и убеждениях, пересказывая мне. Но все эти письма были полны надежды на будущее – на наше будущее, как и на будущее страны и народа. Он не раз говорил о том, каким лидером хочет стать.

Я отвечала на все эти письма, пытаясь соответствовать ему. Оказалось, что в своих письмах я была еще смелее, еще испорченнее, чем обычно… хотя под руководством Генри я весьма продвинулась на пути непристойностей. Ну а в те моменты, когда ему нужно было утешение, когда словам было не под силу передать то, что он мог бы получить в моих объятиях, я исписывала целые страницы словами «Я люблю тебя» просто потому, что иногда никаких иных слов и не требуется. В других письмах я рассказывала о своей работе, о детях, с которыми встречалась, о том, что дети везде одинаковые, вне зависимости от того, где они живут и на каком говорят языке… Что в них заключен огромный потенциал, надежда, способность любить и быть любимыми. Некоторые мои письма описывали мои мечты – о нас с Генри, о наших детях, о том, как я надеялась, что однажды мы станем источником настоящей силы для нашего народа.